Книга благонамеренного читателя

в) И в погребальном обряде смысл утрачен, остается традиция. Участники церемонии бросают в могилу монеты (как христиане — горсти земли. Изменился материал «звезд», уцелел лишь жест).

Удивительно живуч термин культа!

Придя в Азию, тюрки передали культ бога–неба тенгip монголам. Их древнейшее культурное взаимодействие отразилось в языках. Пласты общей лексики и сходства некоторых грамматических моментов позволяет лингвистам считать монгольские и тюркские языки генетически родственными, восходящими к одному общему источнику — алтайскому праязыку. Миф, порожденный методом индоевропейского языкознания. Хотя даже этим методом можно было отличить заимствование от родства.

…Позже всех расстались с тенгри кипчакские племена. Как за спасительную нить, связывающую их с великим прошлым, держались они за Имя. По нити этой били мечи мусульманских, буддийских и христианских миссионеров.

В XIII веке монголы разгромили кипчаков. Часть из них оказалась в Венгрии. К XX веку они забыли язык, имя свое, приняли христианство, но что–то держало их вместе, хотя мало их осталось. И когда, выходя из христианской церкви к Карцаге, они садились в круг начинать нехристианскую молитву, люди, окружив, смеялись их словам: Тенгри, Тенгри, амен! Тенгри, Тенгри, амен!

Люди хохотали до упаду. Им казалось уморительным, что скуластые эти старики, так сурово и преданно молятся кукурузе. (Кукуруза по–венгерски — тенгери).

Из всего родного кипчакского языка старики эти запомнили только одно — Имя. Не относящееся к основному фонду. Рассказал старый тюрколог Ю. Немет.

П р и м е ч а н и я

 

1. Тейлор Э. Первобытная культура. М., 1950, стр. 43.

2. Потанин Г. Восточные мотивы в западноевропейском эпосе. СПб. 1899, стр. 791.

3. О. Иакинф (Бичурин). История первых четырех ханов из дома Чингисова. СПб. 1829, стр. 176.

…ХОРОБРОЕ ГНЕЗДО

Вот уже сотни лет живет и действует в политике и культуре «Слово о полку Игореве». Тому, кто знаком хотя бы с частью написанного о нем в разные периоды, приходилось, наверное, наблюдать любопытное явление: литературный памятник изменяется во времени. Движение поэмы по шкале читательского мировоззрения увеличивает и число ракурсов ее прочтения. «Слово» все более раскрывается: в нем проступает, становится зримей то, что, скажем, в прошлом веке ещё не могло проявиться. Сверкнет новой гранью этот удивительный памятник культуры, увидится новая деталь поэтического механизма.

«Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо…» Сотни раз ты прочитывал эту фразу, и всякий раз останавливала она внимание своей какой–то загадочной гармоничностью. И вдруг ты понял, чем объяснить уникальность употребления древнерусской полногласной формы эпитета. Семь раз в поэме встречается привычный книжный славянизм «храбрый» и лишь однажды народная лексема — «хороброе».

…В неровном, тревожном сне забылись дружины Игоря и Всеволода. Утром битва, печальный исход которой автору известен. Лексическая картина усиливается нагнетанием гласного «о» — самого минорного звука русской речи. «О» — одна из тех редких фонем, которая «наработала» в языке самостоятельную семантику. Часто встречаясь под ударением в словах, выражающих предельные, подчас полярные состояния или явления, этот звук приобретает в подсознании говорящего особое, характерное значение. Почему так родственны «уродство» и «гордость», «гром» и «звон», «совесть» и «горе»? Почему «огонь» в речи не враждует с «холодом» и «морозом»?

Все предельное — огромно, много, очень долго — нарушает привычное течение жизни, вызывает беспокойство и тревогу. Самые противоестественные понятия озвучиваются этим замкнутым гласным — «бой», «мор», «вой», «кровь», «боль», «погост», «покой»…

Колокольный, угрюмый, звук, настаиваясь в словах, обозначавших огромное, непостижимое, откладывается в подсознании говорящего как альтернатива жаркому «а»!

Тревога и робость — ох!, радость отваги — ах! Или, как у Марины Цветаевой: «Ох — когда трудно, и ах — когда чудно».

Круговая оборона и яростная атака — вот образное различие характеров этих гласных в поэтической речи: «Страны ради, гради весели». Эти яркие строки «Слова» предвещают современное: «Яростные, русские, красные рубахи» (А. Вознесенский).

…В русском языковом спектре звук «о» несомненно отличался холодным тоном. И поэт Средневековья услышал это и использовал свое открытие. Во имя целостности создаваемой картины — лексически и вокально — он нарушает орфографическую норму, вовлекая не–родное речение в книжную лексику. Четырежды акцентированный «о» в поэтической фразе придает картине объемность и печальный, замедленный ритм, замыкает кольцевую композицию эпизода, начатого со слов: «Долго ночь меркнет…»