Книга бытия (с иллюстрациями)

Прежде всего я должен помнить, что главным вдохновителем заграничной поездки Саши был Кульбуш. Лучше всего было бы, конечно, если бы в Америку поехал он сам, но его за границу не пускают — вот Георгий Павлович и поратовал за своего молодого друга и ученика. И дал строгое указание: из двух конкурирующих в Штатах фирм — «Браун» и «Нортоп» — выбрать «Нортоп», ее продукция лучше. Но Саша перед отъездом получил еще одно указание, уже от самого заместителя Орджоникидзе Пятакова: покупать что подешевле, ибо если фирмы не прогорают в Америке, то любая их продукция на голову выше нашей (если мы вообще производим аналоги). Саша обнаружил, что приборы «Брауна» дешевле — и предпочел «Брауна». Пятаков был прав: изделия обеих фирм были выдающимися. Освоение брауновских аппаратов на наших заводах приведет к технической революции — в этом он, Саша, собирается убедить своего друга и учителя на сегодняшнем производственном совещании. Немцов, начальник их главка в Наркомтяжпроме, назначил ленинградскому «Пирометру» воспроизводить американскую продукцию. Он вскоре сам приедет в Ленинград, чтобы посмотреть, как на их заводе осуществляется лозунг «Догнать и перегнать!».

Саша говорил очень бодро и решительно, но я угадывал в нем неуверенность, почти робость. Мне показалось, что он побаивается предстоящего технического совещания.

Со мной дело оказалось проще, чем с фирмой «Браун». После проверки в проходной Саша провел меня в кабинет главного инженера. Кульбуш встал мне навстречу, крепко пожал руку, весело всмотрелся. Этот человек умел покорять с первого взгляда! Чуть повыше среднего роста, гибкий и быстрый, с красивым породистым лицом, украшенным светлой, хорошо ухоженной бородкой, он выглядел и очень умным, и очень добрым одновременно — сочетание отнюдь не ординарное. Он и был именно таким — и умным, и добрым: ум без ехидства и резкости, доброта без покладистости и рыхлости. И картавил он куда больше меня.

— Очень хорошо, что вы к нам пришли, — сказал он, дружески показывая на стул. — Наш завод заждался квалифицированного физика-экспериментатора.

Я бы мог возразить, что меньше всего гожусь в квалифицированные физики, тем более — в экспериментаторы, но не осмелился на такую откровенность.

Кульбуш вызвал к себе заведующего заводской лабораторией. Вошел худой человек с удлиненным лицом (тощая темная бородка еще больше искажала его пропорции), в дымчатых очках. В нем было что-то демоническое — такой вполне мог пригодиться на сцене в роли дьявола средней руки.

— Георгий Эдуардович Кёниг, ваш начальник, — сказал мне Кульбуш. Кёниг хмуро поклонился. Я постарался, чтобы мой ответный кивок выглядел приветливей. — Георгий Эдуардович, — продолжал Кульбуш, — наш новый сотрудник Сергей Александрович, по профессии — физик. Что у нас не ладится с новой продукцией? Поручим ему распутать все, что не идет.

— Хуже всего у нас с радиационными и (особенно) оптическими пирометрами, — сказал Кёниг. — До того запутался, что иногда хочется кулаком научить их работать.

— Отлично — оптические и радиационные приборы! Теперь это полностью ваша епархия, — сказал мне Кульбуш. — Сегодня получите пропуск на завод, завтра приступайте к работе. А сейчас мы пойдем в красный уголок, послушаем об американских приключениях Александра Львовича.

Он показал мне дорогу в красный уголок, а сам вместе с Сашей зашел к директору завода Чеботареву. Мы прошли уже два цеха, когда Кёниг угрюмо поинтересовался у меня:

— Вы, стало быть, хорошо знаете оптические пирометры?

— Я вообще впервые услышал это название. Должен заранее предупредить: в любом виде техники я профан, если не прямой невежда. Начну с азов и попрошу вас мне помогать.

Кёниг покосился на меня с неодобрением и на просьбу о помощи ничего не ответил. Я понял, что мне будет трудно. Я даже подумал, что этот мрачный и немногословный второразрядный демон станет моим прямым недоброжелателем.

Я еще не встречал человека, внешность которого так вопиюще противоречила бы его характеру. Они, внешность и характер, не просто не согласовывались — опровергали друг друга. Лицо Кёнига было хмурым, сам он — веселым. Он мрачно молчал — но сквозь мрачность проступала радостная ирония. Демонический облик прикрывал детскость. Казалось, это было существо не из нашей жестокой эпохи. Сын крупного царского чиновника — главного контролера империи, — он был наглухо отрезан от всех законных путей к успеху, ему даже в высшем образовании отказали.