Книга четвертая. Зеркало Зла

Открылась дверь в тюрьму, вокруг были какие-то люди, что-то говорили, почему-то ее хотели обыскивать, и Дороти стала отбиваться от грязных рук, потом чьи-то опытные пальцы вытащили из ее головы булавки — не положено иметь в тюрьме булавки, волосы рассыпались по плечам — что подумает Алекс! — и Дороти оказалась в полутемном помещении с земляным полом, где было душно, жарко и дурно пахло…

Но Дороти сразу узнала Алекса — вон он поднимается с вороха соломы! Узнает ли он ее?

Со скрежетом закрылась дверь в каземат.

Капитан Фицпатрик тоже поднялся со скамьи. Скамья стояла у стола, на нем были кувшин и глиняная чашка.

В удивлении обернулись к Дороти второй штурман, помощник капитана и артиллерист — всех их Дороти отлично знала, несколько недель они встречались почти каждый день.

— Здравствуйте, — сказала Дороти бодрым голосом, и даже для нее самой голос прозвучал фальшиво. Ей пришлось откашляться и повторить приветствие.

— Дороти! — Капитан Фицпатрик не скрывал удивления. — Вас-то за что сюда бросили? Неужели вы обожгли хозяйку утюгом, когда гладили ее туалеты?

Дороти не поняла, шутит ли худой и еще более исхудавший в темнице капитан «Глории»?

Но смех его помощников развеял ее сомнения.

Алекс не смеялся. Он приблизился к Дороти.

— Я испуган, — произнес он, вглядываясь в ее лицо. — Что случилось? Почему ты наказана?

— Я не просто наказана, — сказала Дороти, — меня казнят вместе с вами.

— Полковник Блекберри? — спросил капитан. — Это его интриги? А почему вас не защитит Регина Уиттли?

— Когда она меня защищала?

— Вы правы, — вздохнул Фицпатрик.

И Дороти поняла, что офицеры в эти дни немало обсуждали события недавних месяцев — судьба была к ним жестока и намеревалась нанести им последний удар.

— Расскажите, как он до вас добрался, Дороти? — попросил капитан.

Дороти начала рассказывать. Перед тем как довести рассказ до последних минут, она прервала его и попросила напиться. К счастью, в кувшине осталось немного воды. Ей не хотелось открывать свою тайну — говорить о том, что в Рангуне скрываются лазутчики из Лигонского королевства. Ей не хотелось говорить, что она знает, кто стрелял в полковника.

Поэтому Дороти ограничилась тем, что поведала о выстреле «откуда-то».

— Да, это замечательный предлог расправиться с тобой, — сказал сокрушенно Алекс.

О, как он побледнел и исхудал за эти дни!

— Боюсь, что ваша судьба была предрешена раньше. И если бы не мистер Пимпкин, который вас вчера защитил, то вы разделили бы нашу судьбу еще раньше…

— Что об этом говорить! — вздохнула Дороти. — Он же не раз пытался меня убить… И даже посылал своих подручных…

Потом расскажу о смерти плотника, подумала она. Успею… И вдруг поняла, что не успеет. Что никогда уже ничего не расскажет милому капитану Фицпатрику или курносому рыжему шотландцу — артиллерийскому офицеру.

— А опасная ли у полковника рана? — с надеждой спросил артиллерийский офицер. — Выживет ли он?

— Боюсь, что рана не опасная, в руку.

— Как жаль, — произнес артиллерист.

— Откуда же стреляли? — спросил помощник капитана.

— Как я понимаю, снаружи, с большого дерева за стеной фактории.

— Жаль, что это был не я, — сказал Алекс. — Я бы не промахнулся.

— Молодые люди, — остановил своих товарищей по несчастью капитан Фицпатрик. — Вам представляется, что если со сцены уйдет один, самый очевидный злодей, то наступят славные времена и восторжествует справедливость. О, какое это заблуждение! Подумайте, главный ли человек в этой интриге полковник Блекберри? Я сам отвечу: отнюдь не главный.

Его используют супруги Уиттли. Я в этом убежден. Джулиану Уиттли надо доказать Компании, что в возможном провале похода он не виновен. Его жене требуется доказать, что ее поведение во время плавания было безупречным, а приключения ужасными! И конечно же, полковнику Блекберри важно доказать, что он вел себя безукоризненно, как настоящий лев, а не отсиделся во время боя где-то ниже лазарета.

Слушатели кивали, соглашаясь с Фицпатриком. И хоть его речь предназначалась скорее для Дороти, она поняла, что Фицпатрик повторял эту речь не единожды и что она выражает общее мнение всех узников.

— К сожалению, — продолжал Фицпатрик, — вы, Дороти, тоже плохой свидетель. И конечно же, Регина вас боится. Она понимает, что ваш рассказ о жизни в бирманской семье — неправда. Потому что вы согласились с ее лживыми утверждениями о буре в море и гибели всех остальных пассажиров шлюпки. Она лжет, а вы соглашаетесь с ложью! Зачем? Вы для нее смертельно опасны. И я почти уверен, хотя, может быть, вам горько это сознавать, что именно миссис Уиттли стоит за вашим арестом и решением полковника вас казнить. Теперь даже Пимпкин вряд ли вас спасет — налицо таинственный выстрел вашего сообщника…

— Сколько времени? — спросила Дороти, сделав вид, что не расслышала последнего слова капитана.

— Одиннадцатый час.

— Они хотят казнить нас перед обедом, чтобы потом с чистым сердцем усесться за стол.

— Два часа? Осталось два часа? — вдруг испугался артиллерийский офицер. Конечно же, его зовут Генри. Генри-артиллерист.