Книга для матерей. Избранное

Еще значительно более сильна опасность подобной способности к наблюдению без возможности словесного его выражения в те страшные времена, когда необузданность масс приходит в столкновение с общественным насилием и государствам угрожает разрушение их древнейших связей. Несчастный, бессловесный народ поднимает в таких случаях руку на несправедливость и на насилие и открывает свою душу соблазнителю-болтуну, который выдает ему за истину то, что не является истиной, и за право то, что не является правом, и который предлагает ему такие якобы спасительные средства избавления от своих страданий, которые ввергнут его в несчастье, в десять раз более глубокое, чем прежде.

И при этих обстоятельствах, когда даже справедливость лишена любви и невинность призывает к убийству, тогда все живое втягивается в ужас разорения. Овцы вынуждены тогда выть вместе с волками, чтобы спасти себе жизнь. Но если это происходит с живым деревом, если даже невинность и чистая сила бессловесного добродушия гибнет в народе при подобных обстоятельствах, когда самый лучший отец и самый лучший ребенок в стране погружаются в бездну ужасов, которые несет в себе падение человеческой натуры, – что же произойдет тогда с сухим деревом? Что же случится, если испорченность отдельного человека в его домашнем кругу сравняется с испорченностью общества и обе они соединятся для того, чтобы спрятать подлинную человеческую природу в самых сокровенных складках своей одежды? Что при такой степени падения церкви и общества станет с ребенком, которого, правда, житейская нужда вынуждает ежедневно трудиться и благодаря этому получать разнообразные впечатления, но в котором эти впечатления отравляются в результате споров и раздоров, происходящих в его доме? Что выйдет из твоего ребенка, если в обстановке такого падения церкви и общества уже на коленях своей матери его настраивают на дурной лад, если повсюду с утра до вечера он живет в кругу впечатлений, которые характеризуются бессердечностью и насилием, и все чувства, мысли и действия его находятся в постоянном соответствии с этой бессердечностью и насилием? Мать! Мать! Что выйдет из твоего ребенка, если он с этой настроенностью на бессердечность и насилие затем включится во все отношения общественной жизни?

Мать! Мать! Посмотри! Вот твой ребенок, который не умеет выразить словами всех знаний, присущих облагороженной человеческой натуре, но который всегда найдет подходящее слово и живой оборот для выражения мыслей, существо которых заключается в грубости, хитрости, насилии и ярости. Мать! Мать! Представь себе только последствия этого сочетания бессердечности, с одной стороны, и неумения выразить все хорошее – с другой, этой односторонней развитости речи для выражения всякого зла. Мать! Мать! Представь себя на дне общества, поищи отребье человеческое, поищи убийц, воров, смутьянов и спроси тогда, как дошли эти люди, сила зла которых приводит тебя в изумление, как дошли ни до того, чтобы стать такими плохими людьми. Мать, в девяти случаях из десяти причина их преступности заключается в том, что с ранних лет они жили в атмосфере бессердечности и насилия. Между тем, если бы тот же, не находящий себе выражения в языке круг наблюдений был связан с любовью, он, несомненно, повлиял бы на воспитание человека таким образом, чтобы, проявляя усердие, верность и силу, он в качестве отца и друга в полной мере удовлетворял тем требованиям, которые соответствуют его положению в обществе.

b. Язык, не связанный с наблюдением, приводит к воспитанию безмозглых болтунов; они довели до совершенства умение говорить о вещах, которых их глаза не видели, уши не слышали и которые в еще меньшей степени являются предметом их переживаний; они говорят о них, как будто эти вещи собственными глазами видели, собственными ушами слышали и даже, как мать, выносили под сердцем. Язык, не связанный с наблюдением, воспитывает людей, ослепленных беспочвенными притязаниями, возникающими в результате такого пустого словесного знания. Такие люди лишаются внутренних побудительных мотивов ради развития ума и сердца глубже вникать в сущность какого-нибудь предмета, с которым они в результате подобной болтовни считают себя уже вполне знакомыми.