Все просто: больше всего на свете я люблю ходить пешком. Незамысловатый процесс последовательной перестановки нижних конечностей увлекает меня необычайно.
Поскольку в городской черте (и часто за ее пределами) босиком не очень-то походишь, обувь является для меня одним из важнейших приспособлений для извлечения невыносимого кайфа из горнорудной шахты повседневности. Возможность покупать дорогую качественную обувь для меня всегда была одним из нескольких ответов на вопрос: зачем человеку иметь много денег? Подозреваю, что прочие резоны прозвучали бы не менее легкомысленно. Но мы сейчас говорим о башмаках.
Первые семнадцать лет моей жизни с этой точки зрения прошли впустую. Они были омрачены ношением скверной обуви, которая на первом этапе своего существования безбожно натирала ноги, на втором – казалась вполне терпимой (по контрасту с первым этапом), а в финале, когда я только-только начинал разнашивать ее до нужной кондиции, принимала вид настолько жуткий, что я решался надевать ее только в тех случаях, когда покидал дом под покровом ночи (к счастью, фонарей в нашем районе было мало).
Ситуацию немного спасали кеды: свои первые долгие прогулки я совершил именно в кедах, за что по гроб жизни признателен производителям дешевой спортивной обуви. Однако кеды тоже имели непрезентабельный вид. Они годились для загородных поездок и неофициальных визитов к одноклассникам, но для похода в кино или в кофейню совершенно не подходили. Приходилось терпеть, стиснув зубы: в отличие от андерсеновской Русалочки, я даже не понимал, за что, собственно, страдаю.
Я представления не имел о том, что такое хорошая обувь, пока моя старшая сестричка не подарила мне импортные кроссовки – легкие, как пух, достаточно теплые для зимы и достаточно проветриваемые для лета. Их внешний вид в те годы позволял появляться в общественных местах с гордо поднятой головой (все же не тряпичные кеды за восемь рублей!). Они терпели меня целых три года, а потом развалились, что не удивительно: я снимал их только перед тем, как лечь спать, да и то не всегда.
Но я уже был готов к такому повороту. К этому времени я стал старше и умнее. Мне были известны адреса всех комиссионных магазинов: тех, где появлялась хорошая импортная обувь (на случай, если у меня внезапно заведутся деньги), и тех, где можно за копейки купить причудливой формы импортные штиблеты пятидесятых, а то и сороковых годов. Качество их было выше всяких похвал, а причудливый внешний вид вполне сочетался с моим тогдашним богемным имиджем. Все лучше, чем кеды!
Если рассматривать свою жизнь как путь к обладанию хорошей обувью, она, бесспорно, удалась. Сегодня мое большое любвеобильное сердце поделено на две неравные части. Большая безраздельно отдана мягким ботинкам и мокасинам, меньшая – прочим представителям органического и неорганического мира (см. выше).
Часть моей жизни прошла в приморском городе, однако на палубу корабля я поднимался не так часто, как можно было бы предположить. Поэтому при слове «корабль» я сразу же представляю себе парусное судно. «В детстве никуда не денешься от детства!» – я коллекционировал марки с парусниками; в юности дружил со старичком, который клеил парусники; сейчас мой друг тайно (он не знает, что я знаю) мастерит для меня модель колумбовской «Ниньи», надеясь поспеть ко дню рождения. Если бы я мог выбирать, я бы потребовал «Летучий голландец», но «Нинья» тоже сойдет.
Несколько опытов путешествия морем показали, что я – ура! – не подвержен приступам морской болезни. Это дает мне право на небескорыстную любовь к кораблям: в мои планы входит длительный морской круиз (когда-нибудь позже, после того, как я пойму, что уже способен неподвижно часами сидеть в шезлонге на палубе, остановившимся взглядом созерцая морскую гладь – а зачем еще нужны морские путешествия?).
В Питере я приохотился к прогулкам на катере по каналам; во время моей самой первой поездки на Неве штормило и хозяин катера отговаривал меня от прогулки: дескать, укачает, забрызгает, замерзнем. Забрызгало, замерз, это правда. Даже чихал потом неделю. Но это была самая лучшая водная прогулка в моей жизни: мы скакали по волнам, особой уверенности в том, что эти скачки закончатся благополучно, не было. Очень азартно и при этом совсем не страшно (я совершенно не боюсь воды, хотя пловец из меня, мягко говоря, средний – очевидно, все дело в пословице: «Кому суждено быть повешенным, не утонет»). Кроме того, с тех пор я знаю, что на Питер надо смотреть снизу вверх, выглядывая из канала: с этого ракурса он действительно красив невероятно.