КНИГА ДЛЯ ВНУЧЕК

Сын Наталии Васильевны, московский физико-химик Федор Федорович Волькенштейн когда-то очень давно заставил меня сесть писать историю моей семьи. „Двадцать писем к другу" были адресованы к нему и без его настоятельного напора не были бы написаны. Его уже, к сожалению, нет в живых. Но мы еще встретимся с ним далее на страницах этой книги – последнего тома моего автобиографического повествования,* хотя я бы с большим удовольствием писала бы короткие рассказы более оптимистического характера. Но так уж вышло.

И будет уместно именно здесь выразить глубокую признательность

Ф. Ф. Волькенштейну – ученому и литератору, – наставившему меня твердой рукой на путь писательства.

С этим ведь, по существу, и пришло все новое: переосмысление жизни, поиски правды и новых путей и бесконечные странствия по земле.

Глубокий поклон и спасибо за все незабвенному другу.

__________________

* „Двадцать писем к другу", 1967, США. „Только один год", 1969, США. „Далекая музыка", 1984, Дели, Индия; 1988, США.

9

1 ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ГРАНИЦЫ

Сентябрьским ясным утром 1984 года я ехала поездом из Кембриджа в Лондон, везя с собой в сумке письмо в советское посольство с просьбой о разрешении возвратиться к моей семье. Не имея понятия о том, где находится посольство, я нашла адрес в телефонной книге на Ливерпульской станции, а затем спустилась в метро.

На широкой улице, обсаженной старыми красивыми деревьями, находилось множество посольств, но нужных мне номеров не было. (Намного позже я узнала, что советские намеренно сняли номера – из соображений предосторожности.) Однако по виду и одежде людей, перебегавших улицу от одного здания к другому, можно было догадаться, что советское посольство находилось именно здесь.

Письмо было у меня в руке, и я позвонила у запертой чугунной старомодной калитки большого особняка. Долго никто не отвечал. Прогуливавшийся по тротуару полицейский начал присматриваться ко мне. Мне становилось не по себе. „Что они забаррикадировались?" – с раздражением подумала я, все еще не догадываясь – или забыв, – что вот это и есть советский образ жизни, от которого я отвыкла за многие годы… По существу, я сейчас переходила невидимую границу в другой мир, хорошо знакомый мне, но забытый, где люди будут вести себя совсем иначе.

Наконец в микрофоне в каменной ограде прозвучал голос, я меня спросили, что мне нужно. Я сказала, что несу личное

10

письмо к послу. ,,Писем не принимаем. Пошлите по почте." – ,, Подождите! Могу я поговорить с кем-нибудь хотя бы здесь?" – заторопилась я.

Последовало долгое молчание. Наконец по ту сторону калитки появился молодой человек в коричневом костюме советского пошива и повторил, что письма следует посылать по почте. Недавно миссис Тэтчер прислали в письме бомбу, – вспомнила я. – Наверно поэтому они боятся взять в руки письмо… Чтобы не терять времени понапрасну, я объяснила, кто я такая и почему я пишу лично послу. Человек в коричневом костюме молча выслушал все и ушел, оставив меня на тротуаре возле калитки.

Через некоторое время он вернулся, отпер калитку и пригласил меня войти, сохраняя безразличное, невозмутимое выражение лица. „Посла нет, – сказал он. – Вы можете объяснить мне, в чем дело, а также прочесть ваше письмо".

В здании посольства (или консульства?) меня несколько раз переводили из одной комнаты в другую, где я всякий раз оставалась подолгу одна, сидя в кресле перед большим молчавшим телевизором. Очевидно, за мной наблюдали или фотографировали. Наконец человек в коричневом костюме, все еще не очень дружелюбный, сказал мне после недолгого разговора, чтобы я зашла за ответом через неделю. „Мы ничего не решаем, как вы сами понимаете, – сказал он. – Но ваше письмо будет передано в Москву". И я ушла.

* * *

Это была моя первая встреча с советским миром и его представителями с того дня в Дели, когда я ушла из советского посольства в Индии, чтобы не вернуться. Прошло семнадцать лет.

Отвыкла я от советской речи. Эмигранты совсем иначе говорят по-русски: за границей все еще жив прекрасный, классический язык чеховских времен, с совершенно другими интонациями. Еще более отвыкла я от советских манер, или, вернее, от полного отсутствия хороших манер, когда вас не представляют собеседнику и сами не представляются и вообще ведут себя так, как будто вы мебель. Вежливость играет

11

такую огромную роль повсюду в мире – на Западе и особенно, на Востоке, а здесь вам сухо сообщают дело, будьте благодарны и за это!

В других обстоятельствах меня, наверное, потрясла бы вся эта встреча с советским миром – но не теперь. Сейчас мне было важно только одно: что мне ответят. Меня ругали и кляли в Советском Союзе столько лет, давно уже объявили сумасшедшей, и теперь, наверное, им потребуется долгое время, чтобы переварить мою просьбу о возвращении… Зайти через неделю? Разве они могут решить что-либо за неделю?