Книга домыслов

Чтобы внучка не сбегала, бабушка Виссер отбирала у нее башмаки и заставляла молиться до тех пор, пока не догорят все свечи. Эвангелина недвижно лежала в постели и ждала, когда бабушка покинет ее комнату, а затем вылезала из дома через окно, спрыгивала на землю и вдыхала ночной воздух. Она бежала через сад, не обращая внимания на камни, ранящие ее ступни. Эвангелина бросалась в воду. Прохлада облегчала щемящее чувство беспокойства, которое гнездилось в девичьей душе. Эвангелина не знала, что прежде ее мама бегала этой тропкой на свидание с ее отцом.

Когда бабушка Виссер увидела засохшую кровь на ногах внучки, она вспомнила Амалию так ясно, словно та умерла лишь несколько дней назад. Тогда она принялась шнуровать платье внучки так туго, что было трудно дышать, не то что бегать.

– Добропорядочные женщины не бегают.

Она стягивала шнуровку до тех пор, пока пластины корсета не стали внучке тюрьмой.

Эвангелина рассекла шнуры ножом для вскрытия конвертов. Ее легкие расправлялись с каждым лопнувшим шнуром. А потом она побежала к реке. Не имело значения, куда течет вода: если она поплывет, вода будет течь туда, куда нужно ей.

Знакомство Эвангелины с Вилли Абеном ускорило перемены, зреющие в ее душе. Вилли, сын мельника, сказал, что мать Эвангелины связалась с пришлым, который похитил ее сердце. Отец Вилли рассказывал, что однажды чужак исчез и тогда ее мать начала худеть, чахнуть и вскоре стала такой же, как пыль, гонимая ветром.

Эвангелина не верила в то, что можно умереть от душевной боли.

Ей было шестнадцать лет, когда они начали вести подобные разговоры. Вилли исполнилось семнадцать. Широкоплечий парень. Волосы такие светлые, что они казались лишенными всякого цвета. Несмотря на сломанный зуб, улыбался он очень мило. Эвангелине интересно было болтать с Вилли. По крайней мере, он не рассуждал о том, как избежать греха и что следует делать добродетельной женщине. Вилли также принялся тайком сбегать из дома. Попав под очарование дикого взгляда младшей Виссер, он ускользал с мельницы и встречался с девушкой. К сожалению, в ловкости он значительно уступал Эвангелине.

Как-то в конце весны Дору Абен разбудил скрип открываемых ворот. Посмотрев в окно, она увидела, как ее сын спускается к реке, направляясь на свидание с девчонкой Виссер. Набросив на ночную сорочку домашний халат из плотной ткани, Дора Абен выскочила из дома. При виде разгневанной матери Вилли трусливо бежал. Схватив Эвангелину за руку и за волосы, женщина отволокла девчонку к дому Виссеров. Она колотила в дверь до тех пор, пока Сара Виссер ей не открыла, а затем, не стесняясь в выражениях, заявила той, что ее шлюха внучка намеревалась соблазнить Вилли.

Бабушка Виссер не стала внимать мольбам своей внучки, не приняла во внимание даже то, что давно недолюбливала Дору Абен, считая ее склонной к праздности и богохульству. Все, о чем она думала, стоя на пороге своего дома, – так это о том, что, несмотря на всю свою любовь к Эвангелине, несмотря на годы, потраченные на ее воспитание и искоренение первородного греха, живот внучки вскоре тоже округлится, как в свое время округлился живот Амалии. Она схватила девочку за волосы так, как прежде ее держала Дора Абен.

Сара потащила внучку в кухню, толкнула ее на стол и навалилась на нее всей тяжестью своего тела. Старушечья рука потянулась за ложкой. Руки Сары до сих пор хранили шрамы, оставленные большой кухонной ложкой на длинном держаке. Покойница мать пребольно била ею свою дочь по костяшкам пальцев, когда девочка роняла яйцо, проявляла строптивость либо нерадение. Она попустительствовала дурным наклонностям Амалии, и это в конце концов привело к ее гибели. Эвангелина билась под ней. Бабушка Виссер схватила тяжелую ложку, висевшую на колышке на стене и как бы ждавшую своего часа, когда вновь придется усмирять плоть во гневе.

– Избави нас от своеволия плоти!

Рука старухи поднялась, уподобившись туго натянутой тетиве, и резко опустилась. Ложка ударила по телу. Эвангелина забилась от боли. На месте удара плоть покраснела. Удары с чмокающим звуком сыпались градом. Ее били за реку, за Вилли Абена, за мать и отца, которых она не знала. Ее били за заколки в ее волосах, за грязь под ногтями, за израненные ноги…

Стараясь защитить руками лицо, девушка не видела бабушкиных слез, не видела страха и горя на ее лице.

Ее били за разрезанную шнуровку; за то, что она так напугала кур, что они перестали нестись; за бегство через окно украдкой; за неряшливый вид… Каждый удар сопровождался взыванием к Господу Богу. Сара просила у Всевышнего прощения за то, что ей не хватило сил сделать из внучки добродетельную женщину.

Саре Виссер было от чего устать. Она рано похоронила мужа и дочь, и ей в одиночку пришлось воспитывать неблагодарную, взбалмошную внучку. В то время как Эвангелина расцветала, Сара Виссер увядала. Ее волосы поседели и поредели. Теперь на голове старушки от двух пышных кос остались крысиные хвостики. Ее лицо вытянулось, а внутренний огонь под морщинами и слоем жира почти погас в ней. Рука ослабела. Старуха тяжело дышала…