Погода стала еще страннее. Холодные чинуки дули безо всяких причин, но температура даже зимой была достаточно умеренной, а солнце излучало насыщенный медовый свет. Телефонные линии трещали и шипели даже когда вокруг не было ни облачка. Мир казался полным незримых возможностей, словно само небо содрогалось над головой.
Врач сказал Эмери, она не почувствовала, как ее тяготы закончились, и Эмери любезно сдержался от того, чтобы ударить его по лицу.
Он направил в Шайенн запрос на сосновый гроб, но ему отказали, как и в объявлении о похоронах, почетном карауле и буквально во всем – о чем бы ни удосужились ответить. Голос по радио сообщил ему, что потери на местах – это проблемы сугубо местного уровня, вот и все.
Тут на помощь пришли горожане. Они почтительно отодвинули Эмери в сторону и в мгновение ока соорудили достойный ящик. Повесили Делии на шею драконьи когти и похоронили вместе с винтовкой в глубине ее сада.
После похорон Эмери вернулся в свой кабинет, плотно закрыл окна, опустил жалюзи. Задумчиво посмотрел на оставшееся оружие, остановился на длинноствольном револьвере смит-вессон модель 29, который давно лежал у него в ящике и почти ни разу не использовался. Эмери взял его, пару раз сунул в кобуру и вытащил, затем удовлетворенно кивнул и зарядил. Затем вышел из кабинета лишь с этими шестью патронами – он не хотел брать ничего про запас, да и все равно больше было не нужно. Заперев дверь кабинета, он положил ключ на стол неутомимой Клэр О’Делл так, чтобы она наверняка его заметила.
– Может, просто пойти к нему и поговорить? – прошептал он, заправляя джип из последней пятигалонной канистры, что оставалась в департаменте.
Когда он выехал, был уже вечер, небо окрасилось в красновато-розовый оттенок, и у ворот не было никого, кто спросил бы его, куда он собрался.
У Ролинс-Пойнта, чуть выше по склону от северо-западного выезда из города, всегда рыскали какие-нибудь драконы. Эмери подъехал туда, светя фарами и сигналя, и вскоре с радостью увидел пять пар золотистых глаз, уставившихся на него из удлиняющейся тени скал. Он завизжал шинами, резко остановившись примерно в тридцати ярдах от тварей.
– Эй! – крикнул Эмери. – Эй, вы там! Кто-нибудь хочет поговорить? Дорогу не подскажете?
Дракон, единственный дракон, что там находился – и этого было вполне достаточно, – лежал, свернувшись посреди разбросанных белых костей. Его грудь была шире танка «Шерман», а в длину он, наверное, немного не дотягивал до шестидесяти футов. У него была алая чешуя с металлическим блеском, глаза – глубокие ямы плавленого света, и он шевелил крыльями, рассматривая его, сотрясал воздух, заставляя пляшущие огоньки менять свое направление.
– Убийца, – проговорил дракон безо всякого вступления.
– Могу ответить тем же, полагаю, – сказал Эмери.
– Детеныши сообщили мне, что ты идешь.
– Я сказал им, что ищу самого большого, самого старого и самого мудрого, кого они знают в округе. И похоже, они верно направили меня.
– Это еще предстоит увидеть.
Эмери шагнул вперед, медленно и нарочито, уперев руки в бока, пока не очутился прямо перед драконом. Зверь ответил тем, что опустил голову почти к нему и уставился на него. Ноздри у дракона были больше фар у джипа, и он шумно выдыхал воздух, который пах кровью и ощущался как пар джунглей.
– Вы как-то действуете на это место, – сказал Эмери.
– Мы вдыхаем наш мир в ваш, – ответил дракон. – Мы поем его. Этот мир пробудет вашим еще недолго.
– Мы могли остановить вас.
– Да. – Дракон щелкнул зубами, издал звук, похожий на лязг сотен мечей, убранных в ножны. – Усердием. И болью.
– Я стар, – прошептал Эмери. – Я был сломлен, я устал, мне было плохо, я был растерян, но сегодня я впервые чувствую себя старым, и я не понимаю, как все так обернулось.