Пинтадор положил в «Хамви» тело Новака, завернутое в пленку, которую они привезли специально с этой целью. Правила предписывали не оставлять улик, а мертвый наемник еще как мог навести на их след. Врона ушел в сарай и вернулся с тремя брикетами героина. Один бросил Юлию.
– Боевой трофей, – сказал Врона.
Юлий бросил брикет ему обратно.
– Себе возьми. Я возьму папки.
– Уверен? – переспросил Врона. – Эта дрянь все равно пропадет. А объявишься с папками, кто-нибудь заметит.
Юлий достал одну монету, довольно посмотрел, как она блестит в слабом свете наступающего рассвета. Почувствовал ее вес между кончиками пальцев. Какая-то часть его уже знала, что он их не продаст.
– Я возьму папки, – повторил он, на что Врона только пожал плечами. Оставалось только со всем покончить.
Врона и Пинтадор взяли из «Хамви» канистры и полили лагерь. Юлий достал огнемет и, встав за забором, все из него подпалил. Мертвых мужчин, женщину, постройки, пикап, джип, седан. Собак. Землю.
Когда пламя разбушевалось, он заревел ему в ответ, пока его голос и огонь не слились воедино.
Гоблинский лабиринт. Говорю вам, это гоблинский лабиринт. Плохо дело.
Уж лучше так, чем через парадный вход.
Тоннель сворачивает вправо. Футов через двадцать вы видите, что он куда-то выводит. Похоже, он оканчивается большим помещением. И никакой двери, она просто открывается наружу. Там виден свет.
Ладно, я гашу факел.
Не гаси, нахрен! Нам нужно видеть!
Нам не нужно, чтобы о нас знали. И вообще, факел у меня, значит я гашу.
Становится темно.
Мы ждем, пока глаза привыкнут к темноте.
Все проходите проверку восприятия, и дайте знать, если кто-то не пройдет.
А-а! У меня единица.
Остальные все прошли? Да? Ладно, ты просто смотрел на факел перед тем, как он потух, поэтому тебе нужно больше времени, чтобы привыкнуть. Все остальные, вы видите, что в конце прохода мерцает что-то красноватое. Будто где-то рядом костер. А поскольку на камень падает свет, вы замечаете тени – на камне что-то вырезано.
Типа руны? Там что-то написано?
Скорее похоже, что там были углубления, чтобы вставить туда что-то. Может, подпорки. Но теперь их нет.
Я использую свой амулет, чтобы обнаружить магию.
И не находишь в этих отметках ничего особенного.
Мне это не нравится. Прохожу проверку на ловушки и… выпадает двойка.
Да, это значит, что ты бы увидел, если бы кто-то оставил лебедку или типа того. Максимум ты можешь предположить, что один из этих камней – нажимная плита, но не знаешь, какой механизм она активирует.
Ладно, ребята, вы ни во что такое не вляпываетесь, пока у вас нет с собой ничего, что нужно охранять. Пока, я бы сказал, вы подходите ближе.
Сначала – сигареты. Он сломал их, одну за другой, над унитазом и смыл табак, чтобы не смог потом вернуться и выловить их из мусора. Следующий – алкоголь. Потом – сахар. Он поверить не мог, сколько ел всякой дряни: замороженные пиццы, шоколадные конфеты и хлеб, такой белый, что был похож на нарезанный ломтиками снег. Теперь он видел все отчетливо и даже удивлялся, что ему не было еще хуже.
Потом – оружие. По крайней мере, то, что еще в хорошем состоянии. Три пистолета – два «Глока-17» и «Зиг Зауэр P220», который подарила ему старая подружка. Еще у него уже почти десять лет имелся полуавтоматический карабин «Бушмастер M4». Некоторые думают, что чем больше оружия – тем лучше. Юлий же считает, что это неправильно. Тот, кто по разу стрелял из десяти тысяч стволов, – любитель. Тот, кто стрелял десять тысяч раз из одного, – профессионал.
Он расстелил чистое полотенце на кухонном полу, чтобы не испачкать его маслом, затем почистил оружие, собирая его и разбирая, пока пальцы не вспомнили, как это делается. Потом несколько часов стрелял вхолостую, целясь в микроволновку, в водопроводный кран, в прохожих на улице.