Книга драконов

— Не смей подходить! — крикнул он дракону, который приближался, переваливаясь и раскачиваясь. Раскинув руки, Анлут взревел так, что под куполом северного сияния отозвалось эхо: — Оставь их! Не тронь!

Его голос прозвучал громко и уверенно. Наверное, его услышали даже вдалеке, в окутанной туманом деревне, где над очагами курился дым, женщины варили еду, мужчины сидели за починкой, ездовые волки дожидались костей и мясных обрезков, а дети гоняли тряпочный мячик. Даже там должны были услышать некий странный звук. Но где же догадаться, что он кричал, пытаясь спасти их!

Дракон остановился.

Он пристально смотрел на Анлута, и герой в самый первый раз заметил в его глазах что-то странное. Тень великого разума. Искру сострадания… жалости.

Громадное тело между тем раздувалось — дракон наполнял легкие воздухом, как Анлут только что наполнил свои.

И вот для ледяного дуновения все было готово. Сейчас дракон испустит его. И тогда деревня умрет, замерзнет в считаные мгновения. Все эти жизни.

Анлут рванулся вперед. Он собирался голыми руками выдернуть дракону язык. Вышибить зубы. Выдавить полные жалости глаза…

И тогда ударил выдох.

Его сила была такова, что Анлута попросту унесло куда-то вверх. Так высоко, что ему даже показалось, будто он врезался спиной в светящуюся дугу сполохов. У него оборвалось дыхание, он стремглав полетел вниз, чтобы приземлиться к самым ногам дракона. К нему наклонилась громадная голова, рядом с которой он сразу почувствовал себя карликом.

Анлут не мог даже двинуться. Он просто лежал, смотрел и думал о том, не случится ли ему — против всего прежнего опыта — сейчас умереть. Однако его не заморозило, лишь вышибло дух. По мере того как его зрение прояснялось, он смог рассмотреть муаровый рисунок чешуй на лбу Улкиокета. От дракона пахло льдом и безграничным простором. В правом глазу мелькала золотая искорка мысли — без сомнения, отблеск небесных огней.

Потом Улкиокет сделал несколько шагов назад, сразу оказавшись далеко-далеко.

Анлут кое-как поднялся на ноги и отряхнулся. Он не был ранен, даже не получил синяков. Лишь холодная кровь кипела ключом от разочарования и ярости, от ужаса и отчаяния, равных которым он никогда в жизни еще не переживал.

И он проклял дракона, воспользовавшись полузабытым проклятием, которым пользовались племена тундры. У него вырвалось что-то вроде жалобы, почти бессловесной.

— Да, я проиграл! Я так и не нашел средства убить тебя! Ты снова — на сей раз у меня на глазах — уничтожил моих собратьев-людей!

Никогда прежде он с такой остротой не ощущал своей связи с людьми, своей к ним принадлежности. А ведь его корни были там, среди смертных. Почему же в человеческих глазах дракона светилась такая явная жалость?

Тогда герой отвернулся от Улкиокета и невыполнимой расправы над ним, чтобы устремить взгляд в сторону замороженной деревни у заледенелого берега моря…

И его сердце снова остановилось.

Неужели над очагами по-прежнему клубился дымок? Или это туман да северное сияние шутили с ним шутки? И жилые башенки по-прежнему можно было разглядеть? И там… там происходило движение, кто-то бежал! Что такое? Маленькие саночки, крохотный человечек внутри… упряжка из шести пушистых белых волков… вполне резвых и живых…

Оглянувшись, Анлут обнаружил, что Улкиокет исчез. Растворился, ускользнул, как туман, оставил его. Анлут проследил взглядом отпечатки лап — до того места, где они исчезали на прочном льду.

Анлут поискал там и сям, но больше ничего не нашел. Сполохи в небе были так похожи на мерцание самого дракона — вероятно, они-то и укрыли Улкиокета…

Почти сходя с ума, ощущая свое полное и окончательное поражение, герой побрел к деревне. Саночки между тем скрылись — несомненно, их создало его распаленное воображение.

Но… дымки-то вились… или все же туман?

И жилые башенки все стояли… хотя там, наверное, уже не было ничего, кроме льда…

Неужели Анлуту все-таки удалось отвести или принять на себя смертельный удар? Вообще-то он так не думал, хотя и сделал все от него зависевшее. И даже невзирая на бурю, клокотавшую у него в душе, чувствовал упоительный жар морозного дуновения, подхватившего его тело. Это было как обещание. Как право рождения…

Когда он приблизился, деревенские волки принялись взлаивать, обозначая появление чужака. Повсюду кругом виднелись явственные следы драконьего дуновения. Морозный лед вздымался торосами, образуя иззубренные незавершенные палисады. Дальше виднелась невысокая стена, сложенная из самых обыкновенных ледяных кирпичей. Анлут рассмотрел пятерку сторожевых волков, бежавших навстречу.

Да, они были белыми. Но не просто белыми. Пышный мех переливался и мерцал, искрясь теми же красками, что играли в небе, летя полосами на запад. И глаза у волков вместо желтых были льдисто-голубыми, точно крошки из самых сердцевин айсбергов.