КНИГА ДУХОВ

Спиритизм – самый грозный противник матерьялизма;* так что неудивительно, что противниками он имеет матерьялистов. Но поскольку матерьялизм – это учение, в преданности которому едва смеют признаться (доказательство тому, что исповедывающие его не полагают себя достаточно сильными и что совесть их не поддерживает), то поборники таких взглядов и рядятся в плащ разума и науки. И странное дело, наибольшие скептики говорят даже от имени религии, которую они знают и понимают ничуть не лучше, чем Спиритизм. Главной мишенью для них служит чудесное и сверхъестественное, коего они не допускают. И поскольку Спиритизм, на их взгляд, основан на чудесном, то он может быть лишь смехотворной гипотезой. Они не думают над тем, что, безоговорочно порицая чудесное и сверхъестественное, они порицают религию. И в самом деле, религия основана на откровении и чудесах. Ведь что есть откровение, если не сообщения, поступившие из нечеловеческого источника? Все святые авторы, начиная с Моисея, говорили об этом роде сообщений. Что суть чудеса, если не факты чудесные и сверхъестественные, поскольку литургический смысл этого – их отклонение от естественного порядка вещей; стало быть, отвергая чудесное и сверхъестественное, они отвергают самые основы религии. Но мы не с этой точки зрения должны рассматривать проблему. Спиритизму не нужно выяснять, существуют чудеса или нет, т.е. мог ли Бог в некоторых случаях нарушить вечные законы, управляющие Вселенной. По этому поводу Спиритизм оставляет полную свободу вере. Он говорит и доказывает, что явления, на которые он опирается, имеют лишь видимость сверхъестественных. Явления эти таковы в глазах некоторых людей только потому, что они необычны и не входят в число известных фактов. Но они сверхъестественны ничуть не более, чем все явления, которым наука сегодня нашла объяснение и каковые представлялись чудесными в другую эпоху. Все спиритические явления, без исключения, являются следствием общих законов; они открывают нам одну из сил природы, силу неизвестную или, лучше сказать, не понятую до сих пор, но которая, как показывает наблюдение, находится в порядке вещей. Спиритизм, стало быть, в гораздо меньшей степени основывается на чудесном и сверхъестественном, чем сама религия, и те, кто с этой стороны нападают на него, стало быть, совершенно не знают предмета, и пусть бы они были самыми учёными людьми, мы скажем им: «Если ваша наука, давшая вам знания о таком множестве вещей, не научила вас, что область природы беспредельна, то вы учёны лишь наполовину.»

III

Вы хотите, говорите вы, излечить ваш век от мании, грозящей заполонить мир. А вам хотелось бы, чтобы мир был заполонён безверием, которое вы стремитесь распространить? Разве не отсутствию всякой веры следует приписать ослабление уз и большую часть беспорядков, разрушающих общество? Доказывая существование и бессмертие души, Спиритизм вновь оживляет веру в будущее, поднимает упавший дух, помогает со смирением переносить жизненные невзгоды. Осмелитесь ли вы назвать это злом? В наличии суть два учения: одно – отрицающее будущее, другое – провозглашающее его и доказывающее; одно – ничего не объясняющее и другое – объясняющее всё и в силу этого обращающееся к разуму. Одно освящает эгоизм, другое даёт опору справедливости, милосердию и любви к ближнему. Первое представляет лишь настоящее и уничтожает всякую надежду, второе утешает и показывает широкое поле грядущего. Так какое же из них самое вредное и губительное?

Некоторые люди, в том числе и среди самых отъявленных скептиков, делают из себя апостолов братства и прогресса. Но братство предполагает бескорыстие, самоотречение; при истинном братстве гордыня – это просто аномалия. По какому праву вы вменяете самоотвержение в обязанность тому, кому говорите, что когда он умрёт, для него всё будет кончено? кому вы говорите, что, быть может, завтра он будет всего лишь старой машиной, разломанной и выброшенной на свалку? Какой смысл ему терпеть какие-либо лишения? Не естественнее ли, чтобы за те несколько мгновений, какие вы ему предоставляете, он стремился пожить как можно лучше и приятнее? Отсюда уже и желание иметь больше, чтобы наслаждаться лучше; из этого желания рождается зависть к тем, кто имеет больше, чем он; а от зависти до желания взять то, что у них есть, один лишь шаг. Что его удерживает? Закон? Но закон не достигает каждого случая. Вы скажете, что это совесть, чувство долга? Но имеет ли это чувство под собой какое-то основание при вере, что всё для нас заканчивается с жизнью? При этой вере разумен лишь один афоризм: «Каждый за себя!» Мысли о братстве, совести, долге, гуманности, даже прогрессе суть не более, как пустые слова. О вы, провозглашающие подобные доктрины; вы не ведаете всего зла, которое вы тем творите обществу, и того, за сколькие преступления вы берёте на себя ответственность! Но что говорить об ответственности? Для скептика она вообще не существует, он питает почтение лишь к материи.

IV