Книга Джо

За два с половиной года, прошедшие с выхода «Буш-Фолс», у меня не было недостатка в женщинах, однако каждая связь укладывалась ровно в восемь недель, и сценарий развития отношений от раза к разу не менялся. В первую неделю я выступаю по полной — дорогие рестораны, концерты, шоу на Бродвее, модные ночные клубы. Тонким комментариям из области литературы я скромно предпочитаю актуальные темы, сплетни из мира кино и жизни знаменитостей, а это, кто бы что ни говорил, в нью-йоркских ухажерах ценится более всего. То, что ты известный писатель, само по себе, конечно, неплохо, но рассказы о вечеринках студии «Мирамакс» или о том, как ты тусовался на съемочной площадке с Лео и Кирстен, куда скорее доведут дело до постели, да и рассчитывать можно на даму калибром повыше. Вторая и третья недели обычно самые лучшие, как раз их хотелось бы заспиртовать на память, в основном за всплеск эндорфинов от свежих постельных утех. В какой-то точке четвертой недели я влюбляюсь, ненадолго начинаю думать, что, может, это оно, то самое, а затем все как-то само собой катится под откос. Я начинаю сомневаться, колебаться, бояться, слишком сильно привязываюсь. Провожу всякие психологические эксперименты над собой и над ней. В общем, картина ясна. Так продолжается еще пару неприятных недель, а всю седьмую неделю мы оба отчаянно надеемся, что роман волшебным образом исчезнет сам собой — от какого-нибудь природного катаклизма или случайного возгорания, как угодно, лишь бы избежать опасного и изматывающего пути к полному разрыву отношений. Последнюю неделю мы проводим, «взяв паузу», и завершает ее формальный телефонный звонок, который подводит черту под отношениями и определяет какие-то последние оставшиеся телодвижения. Я завезу консьержке сумку и забытый тобою свитер от Донны Каран, книжки можешь оставить себе, спасибо за приятные воспоминания, никто ни на кого не в обиде, давай останемся друзьями, и так далее до посинения.

Я знаю, что обвинять других в собственных проблемах — признак малодушия, но я абсолютно убежден в том, что во всем виновата Карли. С Карли Даймонд я встречался в школе, это первая и единственная девушка, которую я по-настоящему любил. Мы были вместе весь выпускной год и любили друг друга со всей страстью и безапелляционностью юности. Это было в тот же год, когда произошли все ужасные события, описанные в моем романе, и наши отношения были единственным светлым пятном в моей зловеще разрастающейся вселенной.

Строго говоря, мы никогда не разрывали отношений. После школы мы поступили в разные колледжи — Карли на север, в Гарвард, а я на юг — в Нью-Йоркский университет. Мы пытались поддерживать роман на расстоянии, но мое твердое нежелание приезжать на совместные каникулы в Буш-Фолс усложняли дело, и в конце концов мы просто отдалились друг от друга, хотя формального разрыва не было. После колледжа Карли приехала в Нью-Йорк учиться журналистике, и с этого момента нас засосала долгая, запутанная дружба старшекурсников ровно с тем объемом сексуальных отношений, который совершенно сбивает обоих с толку. В конце концов, после череды несвоевременных поступков и вмешательств третьих лиц, мы полностью похерили самое светлое и чистое, что бывает на свете.

Мы по-прежнему любили друг друга, уж это-то было очевидно, но в то время, как Карли была готова вернуться к прежним отношениям, я постоянно находил поводы не связывать себя обязательствами. Несмотря на всю свою любовь к ней (а я действительно ее любил), я все время сверял наши отношения с той первозданной красотой, с теми чувствами первооткрывателей, которые обуревали нас каждую минуту, когда нам было по семнадцать лет. К тому моменту, как я наконец осознал всю глубину своей ошибки, Карли уже ушла. Потерять ее один раз — это было обидно, но вполне объяснимо. Для того чтобы бездумно упустить второй шанс, данный мне судьбой, требовалась такая гремучая смесь самонадеянности и тупости, что я, очевидно, сознательно взращивал ее в себе, потому что я глубоко убежден, что не всегда был таким законченным козлом.

Никогда не прощу себе тех психологических игр, в которые я ее втягивал на протяжении всей ее жизни в Нью-Йорке: бросался ухаживать, как только мне начинало казаться, что она ускользает, а потом, когда опять чувствовал себя уверенно, отматывал назад. Я позволял ее стойкой вере в наши отношения поддерживать меня в те минуты, когда и сам в них не верил, заманивал ее высказанными и невысказанными обещаниями, которых не выполнял. К тому моменту, как я наконец начал понимать, как бессовестно использовал ее, пользоваться было уже нечем. Она уехала из Нью-Йорка совершенно раздавленная и разочарованная, вернулась в Буш-Фолс и стала главным редактором местной газеты «Минитмен». Всякий раз, как мне начинает казаться, что я уже забыл ее, я вдруг вскакиваю посреди ночи и чувствую такую отчаянную тягу к ней, как будто она ушла не десять лет назад, а вчера.