Книга Джошуа Перла

Он вручил мне чашку горячего питья, пахнувшего ванилью. Я приподнялся на подушках. Протянул руку.

– Осторожнее, горячо, – предупредил он.

– Нормально.

Я готов был обжечься, лишь бы он не увидел, что моя ладонь испещрена вчерашними записями.

В глубине каждого пакета, в чемоданах, имелась карточка с трехзначным или четырехзначным номером. Я выписал несколько номеров, чтобы позже выяснить, что из себя представляет странная коллекция.

Хозяин отошел.

На окне лежали груды тетрадей. Их-то мне и не хватало для моего расследования.

Всё, что я нашел в чемоданах, привело меня одновременно в восхищение и в замешательство. Я не знал, кто хозяин дома – бандит с большой дороги, старьевщик, сумасшедший или поэт. Ключ к разгадке, несомненно, таился в тетрадях. Но вчера я не успел до них добраться.

– Я хотел тебе сказать… – проговорил он негромко. – В поезде я кое о чем подумал.

Значит, он ездил на поезде.

Увидев новый чемодан, я решил, что стоит поискать в газетах информацию о недавних ограблениях, совершенных в этом регионе. Но за двадцать четыре часа на поезде можно даже пересечь границу. Он мог украсть бриллианты с королевской короны в Лондоне, в Брюсселе или Мадриде. К чему заниматься расследованием? Может, он вообще привез ржавый гвоздь в бархатном мешочке.

– Я кое о чем подумал…

Дремавшие собаки приподнимали веки от каждого слова. Наверное, им редко доводилось слышать его голос.

– Я должен с тобой поговорить…

– Хорошо.

– Ты уйдешь. Прямо сейчас.

– Почему?

– Я знаю, что ты переживаешь. Я про девушку. Я тебе говорил, что знаю, верно?

– Да.

– Ты должен уйти, уехать, чтобы оставить ее позади.

– Кого?

Я вдруг заметил акцент хозяина и его странную манеру строить предложения. Он хотел сказать что-то еще, но слова застряли у него в горле.

Он медленно произнес:

– Ее, грусть.

Я понял, о чем речь, еще до того, как он продолжил.

– Она может наполнить твою жизнь до краев и не оставить тебя в покое до самой смерти.

Я слушал.

– Но если есть возможность оставить грусть позади, в траве, надо это сделать. Надо оставить грусть в траве. Мягко объяснить ей, что ждешь от жизни чего-то другого.

Я представлял себе животное, притаившееся в траве на лугу, и себя, бегущего вперед.

– А вы? Что вы с ней сделали?

Он подошел ближе и улыбнулся. Опустил глаза.

– С кем?

– С грустью.

– Я не лучший пример.

– Я тоже.

– Но ты…

Он вдруг осекся и сказал:

– Лишь грусть может помочь мне возвратиться домой.

– Домой?

А затем он произнес слова, которые до сих пор, двадцать пять лет спустя, звучат у меня в ушах:

– Я должен оставить свою грусть в живых.

Собаки поднялись с пола и стали ластиться к хозяину.

– Где ваш дом?

– Собирайся. Я буду ждать на понтонном мосту.

Он вышел из комнаты вместе со своей сворой.

Я выглянул в окно и, увидев, что хозяин направляется к лодке, стремительно схватил одну из тетрадей.

Открыл на первой странице.

Черными чернилами там были выведены слова:

ДЖОШУА ПЕРЛ, ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ

И ниже:

С 345 ДО 487

Я быстро глянул на цифры на своей ладони. Одна соответствовала той, что в тетради.

Я сел у окна, чтобы контролировать ситуацию. Хозяин был на понтонном мосту. Я выхватил из сумки фотоаппарат и сфотографировал первую страницу, надеясь, что утреннего света будет достаточно. У меня заканчивалась пленка. С помощью маленькой рукоятки я перемотал ее.

Снаружи Перл наблюдал, как плавают в воде его собаки.

Я вынул из сумки новую пленку. Спустя несколько секунд фотоаппарат был готов.

Я лихорадочно перелистывал страницы, водя пальцем по номерам, отпечатанным на левом поле.

410, 430, 460…

461.

Я поднял голову. Одна из собак вышла на берег с водяной курочкой в зубах. Понтонный мост был пуст. Господи.

Я положил открытую тетрадь, не успев ничего прочесть, сделал шаг назад, глядя в камеру. Когда дымка рассеялась и картинка стала четкой, я нажал на кнопку.

На мое плечо опустилась рука.

Что случилось дальше, я не помню.

Помню только, как проснулся в сумерках у дороги. Велосипед лежал в высокой траве рядом со мной.

7. Потерпевший кораблекрушение

Мармеладки сложно заворачивать в фантики.

Они эластичные и немного скользкие, несмотря на сахар. Поэтому Жака Перла не покидало ощущение, что он целыми днями упаковывает в папиросную бумагу вареную лапшу.

Клиентка, открыв рот, смотрела, как он управляется с конфетами. На ней были шляпка с бантиком, пальто с бантиком и туфли с большими бантами. Шелковый платок, завязанный петелькой, висел на ручке сумки.

В общем, сама клиентка была упакована хоть куда.

Это происходило в 1936 году. Два дня непрерывно шел дождь, а накануне ночью приключилась гроза, каких в Париже не случалось уже лет двадцать – хуже бомбардировок Первой мировой.

Перл завернул в гофрированный картон квадратные мармеладки, уже упакованные в папиросную бумагу, и взвесил фунт.

Мельком он бросил взгляд – сквозь витрину – на улицу.

Мальчик до сих пор стоял на мостовой под дождем.

Перл стал закручивать фантики, превращая их в банты.

– А с чем вон те черные?

– С ежевикой, мадам.

– Тогда поменяйте мне, пожалуйста, одну белую на черную.