Овсянка впиталась в волокна махровой ткани. Как она туда попала? Аннабель пыталась вспомнить, когда в последний раз ела овсянку. Ее зрение затуманилось – это слезы? – и тут она почувствовала, как ее спины коснулась легкая рука.
– У тебя нет времени для слез, – сказала Кори. – Ты должна проявить инициативу.
Комочек овсянки оторвался, оставив на волокнах бледный крахмалистый осадок.
– Аннабель?
Аннабель вздохнула и вытерла нос тыльной стороной ладони.
– Хорошо, – пробормотала она. – Давай сделаем это.
– Отлично. – Кори встала и сняла куртку. Под ней была футболка с надписью:
Библиотекарь…
потому что конченая стерва —
это не официальная должность.
Словно по команде, к тротуару подкатил потрепанный белый фургон. На боку его красовался логотип с изображением довольного шмеля и надписью:
AAA Хлам-Улетай-Ка
Ваше Облегчение – Наше Увлечение
Пассажирская дверь распахнулась, и из кабины выпрыгнул какой-то парень с дредами. Аннабель узнала его: это был охранник библиотеки, который нашел Бенни. Он помахал им рукой, а затем обошел фургон сзади. Водитель, бледный коренастый парень в форме уборщика, уже открывал задние двойные двери. Они выдвинули пандус, и на землю нерешительно спустился тощий мужчина с бородой, за ним – невысокая полная женщина с выпученными глазами, а затем высокая женщина с невзрачной собачкой. Они выстроились на тротуаре, и кто-то из фургона начал раздавать им ведра, метлы и чистящие средства. Уборщик сказал что-то на непонятном языке, затем поднялся в фургон и через секунду появился снова, осторожно катя вниз по пандусу инвалидное кресло. В кресле сидел какой-то старик. Оказавшись на тротуаре, он развернулся лицом к дому.
– Это тот самый бомж! – прошептала Аннабель. – Тот, который приставал к Бенни в автобусе.
– Это Славой. Люди называют его Бутылочник, – сказала Кори.
– Бутылочник!
– Да, он сдает бутылки. Постоянный читатель Библиотеки. Мы все знаем Славоя.
Старик покатил по подъездной дорожке к дому, остальные последовали за ним. Когда они подошли к ступенькам, где сидела Аннабель, Славой широко раскинул руки, как будто хотел обнять ее, крыльцо и весь дом.
– Мы прибыли! – торжественно объявил он.
– Вы действительно Бутылочник? – спросила Аннабель.
– К вашим услугам, – ответил он.
– Значит, вы реально существуете?
– Ну-у, – скромно протянул Бутылочник. – С философской точки зрения это вопрос довольно спорный, но для ваших целей – да, я реален в достаточной мере.
– Не заводи его, – сказала Кори, протягивая руку Аннабель. – Пофилософствовать можно будет потом. Пора приниматься за работу.
Аннабель послушно поднялась на ноги с ее помощью, но перед тем, как войти в дом, остановилась и обернулась.
– Симпатично. – Она указала на надпись на боку фургона. – Но мои вещи – это не хлам. Это архив.
Горячо обсуждавшийся в Твиттере вопрос, являются ли японские сторонницы уборки противниками книг, так же горячо обсуждался и на наших полках. Многие из нас считали, что требовать, чтобы книги доставляли только радость, крайне глупо, и мы соглашались с критиками в том, что осчастливливать людей – не наша работа. Другие из нас считали, что вся эта полемика была вызвана неточным культурно-лингвистическим переводом – проблема, с которой мы, книги, знакомы слишком хорошо. И мы все знали о книгах в личной библиотеке Айкон: как она их любит, сколько внимания им уделяет и в каком прекрасном состоянии содержит – ее книги рассказывали нам об этом без всякого стеснения. Даже самые суровые критики из наших рядов втайне испытывали некоторую зависть. Нам нравится, когда с нас вытирают пыль и заботятся о нас. Мы не любим небрежения.