Книга и братство

Когда Тамар, вернувшись домой из аптеки, одна в своей крохотной спаленке окончательно убедилась, что беременна от Дункана, она подумала, что сойдет с ума, что придется покончить с собой, и, вообще говоря, лишь только мысль о том, как она это сделает, уберегла ее от помешательства. В ее робких amours[83] Тамар всегда преследовал страх забеременеть, и этот страх был главной причиной того, почему она уклонялась от физической близости, испытывала к ней чуть ли не отвращение. Она бывала свидетельницей постыдного положения, в котором оказывались ее сокурсницы; и какой-то инстинктивный пуританизм, как часть ее отчуждения от матери, породил в ней неприязнь ко всему, что касалось промискуитета, и глубокий и не вполне разумный ужас перед мыслью о детях, рожденных вне законного брака. Она была счастливей без «путаницы» в отношениях и уверена, что никогда серьезно не влюблялась. Что же до случаев, когда постели избежать не удавалось, то потом ее преследовало чувство вины и раскаяния. Она никак не опасалась своего внезапно вспыхнувшего чувства к Дункану, защищенная от подобных последствий тем, что он много старше ее. Она привыкла воспринимать его как старшего друга, своего рода дядюшку, не столь близкого, как Джерард, а второстепенного. Поняв, что начинает влюбляться в него, Тамар была удивлена, потеряла покой, словно в страхе перед чем-то непостижимым и ужасным, потом обрадовалась, даже пришла в восторг. Наконец-то это или нечто очень похожее случилось и с ней, но (и не в этом ли для нее главное?) в варианте запретном и бесплодном. Быть влюбленной значит быть полностью в чьей-то власти, вся твоя свобода, вся твоя подлинная сущность уже принадлежат не тебе и подчинены другому. И именно потому, что не было никакого выхода (Тамар поняла это позже), она, плененная, зачарованная, отдалась этому новому чувству как чудесной, очистительной, мучительной судьбе. Это чувство она испытывала очень недолго, но с безоглядной остротой, перед тем как отдаться Дункану. Он, конечно, никогда об этом не узнает. Она будет служить и помогать ему, каким-нибудь образом (она не знала как, но, может быть, и это предрешено судьбой) поспособствует его воссоединению с женой; а потом отойдет в сторону со своей тайной болью, которая со временем превратится в источник чистой радости.