Книга и братство

Нет. Приглашение означало войну, конфронтацию. Но в каком виде? Не собирается ли Краймонд выступить с позиции воинственного самооправдания, чтобы не выглядеть в глазах Дункана злодеем? И, не желая, чтобы Дункан считал его ничтожной жалкой крысой, постарается объяснить, скажем, каким неизбежным все это казалось, насколько убедительно Джин представила ее с Дунканом брак неудачным, ничего не значащим, в любом случае практически исчерпанным. Ну, это тоже вряд ли, поскольку Краймонду придется очернять Джин, пожертвовать ею ради какого-то взаимопонимания с Дунканом, что было вовсе не свойственно ему. Равно трудно было представить, чтобы он демонстрировал Дункану, как мало его волнует, что Джин ушла от него, и какое облегчение он испытывает от этого, или стал объяснять, что решительно прогнал ее, и так опровергнуть впечатление, что он потерпевшая сторона в этой истории. Слишком Краймонд высокомерен, слишком, пожалуй, джентльмен, чтобы снисходить для подобного оправдания, пусть и воинственного по тону. Дункан действительно не мог вообразить какой-нибудь такой разговор между ними. В любом случае он был намерен пресечь всякую попытку начать любую говорильню и был уверен, что и Краймонд настроен так же. В таком случае оставалось одно — драка, но, опять же, в каком виде?

Краймонд почти наверняка испытывает его на мужество. Если Дункан откажется от встречи, Краймонд станет презирать его, и Дункан будет знать, что его презирают. Если примет вызов, Краймонд придумает, как унизить его или напугать. Дункан, конечно, отбросил недостойную, даже отвратительную мысль взять с собой охрану. Это мужской разговор, один на один, и не было никаких сомнений, что Краймонд ненавидел Дункана не меньше, чем Дункан Краймонда. Мерзкого и вместе с тем смехотворного мужа. Дункан вспомнил рассказы Джин о том, как Краймонд устраивал русскую рулетку, которую она описывала как одновременно и испытание мужества, и тонко рассчитанный трюк. Джин никогда не верила, что пистолеты заряжены, но также было ясно, что от нее требовалось идти на риск. Из слов Джин, не в ответ, конечно, на расспросы Дункана, было похоже, что Краймонд до сих пор играется с оружием, во всяком случае имеет его. А если в этом случае пистолеты окажутся заряжены, если Краймонд намерен просто убить его и представить дело как несчастный случай? Не угодит ли он прямо в ловушку, добровольно сыграв роль мишени для человека, который не выносит его? И совершенно ясно, что, какой бы драмой все это ни обернулось, он не может отказаться принять вызов. Что, если впоследствии Джин каким-нибудь образом узнает, что он струсил?

Воспаленное воображение Дункана продолжало рисовать все новые способы, какими Краймонд способен завлечь вдовушку и истязать его. Самой унизительной была картина, как Краймонд пытает его, связанного, может, с кляпом во рту, пока он не взмолится о прошении. Устроит западню у себя в подвале, а там у него небось есть и пыточные инструменты. Что ж, он будет вести себя разумно, не станет сопротивляться, чтобы не быть покалеченным и не испытывать чрезмерной боли, капитулирует и скажет и сделает все, что от него потребуют. Рисуя себе подобные картины, Дункан корчился от муки и ярости. После такого для Дункана невозможно будет жить дальше, не убив Краймонда. Тут он вернулся к давним, знакомым, ставшим почти привычными фантазиям о том, как в один прекрасный день уничтожит соперника.