— Это было обязательно?
— Она сама спросила.
— Мы должны что-то дать ей.
— Ох, оставь, не начинай, у нас без того есть о чем беспокоиться.
— Папа не упомянул ее только потому, что считал, мы позаботимся о ней.
— Только попробуй протянуть ей руку помощи, и она откусит ее, она всех ненавидит!
— Я знаю, она принимала от папы деньги… надо сказать ей, что он говорил о Бене. Что он говорил о нем?
— Не разобрала, бормотал что-то… вспоминал Бена или его штучки…
— Ну вот, опять ты…
— Послушай, Джерри, нам надо решить…
— Погоди, Пат… Он понимал, что… умирает?
— Только в самый последний момент… неожиданно… и так ясно… словно объяснил это…
— И ты видела, как он ушел?
— Да. Он все корчился и ворочался и говорил о Бене. Потом вдруг сел прямо и посмотрел на меня… тем ужасным растерянным, испуганным взглядом… обвел глазами комнату… сказал… сказал…
— Что?
— Сказал медленно и очень отчетливо: «Мне… так… жаль». Потом откинулся на подушку, не упал, а медленно лег, словно собираясь снова заснуть… издал тихий тонкий звук, как бы… как бы… пискнул… и я увидела, что все кончено.
Джерард хотел было спросить, что она увидела, как поняла, чувствовал, что позже не сможет, все должно быть сказано сейчас, но не спросил. Потом у него будет время подумать об этом ужасном, жалобном «Мне так жаль». Он искал его в этот момент, подумал Джерард.
Глаза Патрисии были сухи, и она держала себя в руках, только запинающаяся речь и раздраженный тон ответов на расспросы Джерарда выдавали ее переживания. Кофе был готов. Она открыла буфет, достала чистую скатерть в красно-зеленую клетку и расстелила на столе, поставила тарелку, чашку с блюдцем, нож и ложечки, масло, джем, сахар, молоко в голубом молочнике, нарезанный хлеб в хлебнице. Поставила кофейник на подставку.
— Молоко хочешь горячее?
— Нет, благодарю. А ты не будешь кофе?
— Нет.
Она дала ему бумажную салфетку. Таким салфеткам, олицетворявшим ее правление в доме, она отдавала предпочтение перед льняными Джерарда. Села напротив и прикрыла глаза.