Книга и братство

Интимная близость с Джин была пусть и не идеальной, но все же страстной, долгой, необходимой. Они предавались ласкам, как двое здоровых животных, повинующихся естественному инстинкту, с неизменным пылом, нежностью и умиротворением. Потеря dimidium animae[52] образовала в нем огромную саднящую и кровоточащую рану. Временами ему хотелось, чтобы ненависть и стыд уничтожили его любовь к Джин, разбили и растерли в мелкую пыль. В самые отчаянные минуты возникало желание убить — не Краймонда, а Джин, и это было бы не возмездие, а просто как инъекция морфия, мгновенно действующее лекарство. Но конечно, такого лекарства не существовало, и Джин предстояло терзать его вечно; и как бы безжалостно и систематически он ни пытался рвать незримые нити, связывавшие его с нею, он продолжал страдать, способный лишь задыхаться и мычать, как раненый бык.

В этот воскресный октябрьский вечер, бреясь (что ему приходилось делать дважды в день) и рассматривая свои щеки, от пьянства красные с прожилками лопнувших сосудов, он думал о Тамар Херншоу, которую пригласил на сегодня. Дункан не жаждал видеть ее, но не хватило хитрости придумать отговорку, когда она позвонила на службу, застав его врасплох, так что он вынужден был уверить, что будет рад встрече. Вопреки мнению Джерарда и остальных, Джин и Дункан никогда не относились к Тамар как к дочери. Видимость подобного отношения была бы для них обоих слишком болезненным напоминанием о том, что они так и не обзавелись собственным ребенком. Тем не менее они очень любили Тамар, заботились о ней и жалели. Джин тронуло «обожание» Тамар, даже вызвало в ней теплое чувство, похожее на материнское. Когда-то Тамар привычно заходила к Джин на чашку чая и засиживалась до возвращения Дункана со службы. Дункан не знал, как вести себя с детьми, и относился к Тамар как ко взрослой, даже когда та была совсем ребенком, и разговаривал с ней серьезно, как с равной по развитию. Такой подход оказался на удивление успешен, и Тамар, не высказывая этого, была глубоко ему благодарна.

— Это Джин, какой она была, когда мы только познакомились.

— Но она и сейчас в точности такая же, — сказала Тамар, — такая же красивая!

Идея посмотреть старые фотографии принадлежала не Тамар. Дункан, бывший уже под хмельком, когда она пришла, притащил альбомы и устроил вечер воспоминаний. Она боялась, что у него того гляди хлынут слезы. Они сидели у электрического обогревателя; Дункан поставил его перед камином, который Джин обычно топила дровами. В комнате было темновато, потому что горела только одна лампа. Так ему не нужно было беспокоиться о том, что в комнате не прибрано.

— Вот тут у Синклера жуликоватый вид, парень доволен собой. А это Джерард, такой горделивый.

Тамар грустно посмотрела на Синклера, который умер молодым и был тогда лишь чуть старше ее теперешней.

— А этот смуглый крепкий парень, похожий на регбиста из Кембриджа, — я.

— Играли в колледже в регби?

— Нет.

— А кто эта девушка?

— Это Роуз, она изменилась, на этой фотографии у нее вид застенчивой девочки. Это Робин Топгласс — дурачится. А это чудище, что смотрит на него, похожее на карлика. — Дженкин. Это Маркус Филд, который подался в монахи. Еврей с длинными волосами — профессор Левквист. Я уж забыл, как он еще был молод в то время.

— А это кто, похожий на комедианта?

— Отец Джин. Он никогда не любил меня. Ты, разумеется, встречала его. Сейчас он выглядит иначе. А это крикет в Боярсе.

— Роуз на подаче!

— Да, она была очень хорошим игроком. Выступала за школьную команду. Для Джин крикет был забавой. Вот она, виднеется вдалеке, возле вратаря. Джерард отлично играл, чуть не попал в университетскую команду. Синклер тоже мог попасть, только он ни к чему не относился серьезно. У него был свой стиль игры. Это снова Боярс, все стоим на ступеньках, и с нами три горничные и два садовника.

— То прошлое! А Роуз и сейчас играет с пожилой дамой, которая там живет.

— Эта хорошенькая девушка на переднем плане — та самая пожилая дама. Пес — пес Синклера. Он звал его Регентом. Не вспоминал пса с…

Это был один из моментов, когда Тамар опасалась, что Дункан заплачет. Ей хотелось, чтобы воспоминания прекратились. Каждый раз, когда переворачивалась страница, она боялась, что появится лицо Краймонда. Она могла не волноваться. Дункан давно удалил из альбома всякий след Краймонда: Краймонд с ракеткой для сквоша, Краймонд с теннисной ракеткой, Краймонд с ружьем, Краймонд, обнимающий за талию Дженкина, Краймонд в лодке, Краймонд в спортивных белых фланелевых брюках, Краймонд в вечернем костюме, Краймонд в камзоле (в шекспировской пьесе), держащий один конец плаката с надписью «Руки прочь от Советского Союза» (другой конец держит Робин), Краймонд улыбающийся, смеющийся, шутящий, спорящий, произносящий речь, паясничающий, нелепый, благородный, задумчивый, торжественный. Как показывали эти бесспорные свидетельства, он был всюду, во все встревал, во всем участвовал — во всех идеях, планах, развлечениях, идеалах их юности.

— Какие все девушки здесь красивые, — сказала Тамар, — и как прекрасно одеты!