Книга и братство

Джерард и Роуз, хорошо катавшиеся на коньках, держали их в Боярсе. Обоим не нравилась неестественность и ослепительная яркость катков в залах. Дженкин кататься не умел, но любил смотреть, как катаются другие. Дункан и на коньках не стоял, и не любил смотреть на других, которые, в том числе и Джин, отлично владевшая коньками, по его мнению, вечно делали это напоказ, хвастая своим умением. Тамар умела кататься, но забыла захватить коньки. Роуз подумала, что ей подойдут старые Аннушкины коньки. (Аннушка, прекрасно катавшаяся, давно оставила эту забаву.) Лили сказала, что когда-то каталась немножко и готова попробовать снова. Гулливер уверил, что дружен с коньками. Однако не признался, даже Лили, что купил их только что, именно для этого случая, и это были его первые в жизни коньки. Накануне утром он долго тер новенькие ботинки грязью, чтобы они не блестели. Глупая и дорогая покупка. Ему до сих пор не удалось найти работу.

— Слушай, — окликнул Дженкин Роуз, — тут божья коровка ползет по буфету. Что с ней делать, пересадить на те цветы? Поймать ее?

— Я поймаю, — сказала Роуз, — и посажу на место. Они заползают в щели в дереве, а весной вылетают. Удивительно, до чего насекомые живучи.

— Они переживут ядерный взрыв, — согласно кивнул Дженкин. — Это, пожалуй, несколько успокаивает.

Роуз достала винный бокал, поймала в него божью коровку и унесла ее.

В эту минуту на пороге появился, держа хвост трубой, белый с серовато-муаровыми полосами кот, и Лили подхватила его на руки.

— Роуз, как зовут твоего котика?

— Маусбрук.

Вообще кота звали Маусбрук, Сиреневый Кот, но Роуз еще не чувствовала достаточной близости с Лили для таких подробностей.

— Какое забавное имя!

— Коньки сегодня попозже, днем, как считаешь? — предложил Джерард.

— Да, — подтвердила Роуз. — А с утра вы, мальчики, должны поработать. Взгляните, сколько снега! И жуткий холод.

Что, черт возьми, она хочет этим сказать, недоумевала Лили, с трудом удерживая вырывавшегося кота.

После завтрака, пока остальные продолжали спорить о «планах» на день, Дункан поспешил наверх в свою спальню. Аннушка, как всегда напоминала им Роуз, не убирала постели. Вчера вечером в свете камина спальня казалась уютной. Сейчас, когда камин не горел, здесь было холодно и серо от непрестанно движущейся завесы снега за окном. Дункан спал не в той комнате, которую всегда занимал с Джин. Роуз тактично поместила его в спальню поменьше в задней половине дома, где, как она сказала, лучше вид из окна. Вид, по крайней мере, был иным, но Дункан был рассержен тем, что комната оказалась тесная и без смежной ванной. Он глянул в окно, раздражающе маленькое, стрельчатое, разделенное ромбовидными планками окно в стиле замковой «неоготики Строберри-Хилл», характерном для этой части дома. Он одобрял прадеда Роуз, который переделал (или «изуродовал») переднюю часть дома, предпочтя вместо псевдоготического солидный эдвардианский стиль, и добавил не слишком привлекательную, но полезную пристройку. Дункан распахнул окно, чтобы лучше видеть, что находится с этой стороны дома, но тут же захлопнул, когда в комнату ворвался колючий холодный ветер, неся снежинки. Спальня выходила на заднюю лужайку и сад, ели и густые кусты, заросшие вьющейся розой стены, окружающие огород, часть леса, мягкие очертания невысоких холмов чисто английского пейзажа, ферму вдалеке и Римскую дорогу — часть без конца и начала прямой, в несколько миль, знаменитой Римской дороги, которая в этих местах идет по холмам и долам, представляя собой своеобразный ориентир. В наши времена это уже не главная дорога. Главная, не автострада, но тоже важная, проходила на порядочном расстоянии от дома, за рекой.