Книга и писатель в Византии

Григория Богослова, «Восьмикнижия», некоторых научных сочинений. А кроме того, миниатюра важна для истории самой книги.

Конечно, византийские миниатюры более стереотипны, чем книжные иллюстрации, созданные в западных скрипториях. Униформизм централизованного государства налагал свою печать и на искусство книжных мастеров. Стилистические приемы и иконографические принципы варьируют здесь весьма незначительно. Но все-таки варьируют! Все-таки книга оказывается более свободной от влияния традиционных стереотипов, нежели гораздо более бросающиеся в глаза и потому более «официальные» мозаика или икона. Стилистическое своеобразие книжных миниатюр позволяет подчас отделить рукописи, созданные в константинопольских мастерских, от произведений провинциальных переписчиков и хрисографов.

Византийская книга с ее миниатюрами, инициалами, заставками коренным образом отличается от античного манускрипта. Общее впечатление от античного свитка — непрерывность, нерасчлененность, единство всего текста. Слова переписаны монотонным унциалом и не отделены друг от друга. Киноварные значки, инициалы и миниатюры отсутствуют (античность знала книги с рисунками, но это были либо научные книги с пояснительными чертежами, либо «альбомы», где текст служил дополнением к разворачивающейся серии портретов или композиций на тему эпоса). Заставка-«коронис» помещалась только в начале свитка, и все его страницы словно сливались в бесконечную линию. Византийская книга более «индивидуализирована», раздроблена. Лист кодекса живет своей обособленной жизнью: он может стать полем для иллюстрации, обрамленной к тому же декоративной рамкой, которая отчетливо вычленяет миниатюру из ее окружения. Лист дробится киноварными значками, линейками, инициалами, наконец, самой неровностью минускульного письма.

Такова византийская книга. Чтобы читать ее и тем более переписывать, нужно было быть грамотным, нужно было овладеть минимумом знаний. И в средние века, как раньше или позже, эти знания давала школа. Вот почему от книги мы естественно перейдем к византийской школе.

Глава 2 ОТ БУКВЫ ДО ЗНАНИЯ

Книга — немой наставник и кладовая знаний, дремлющих до времени и готовых, подобно доброму джинну, явиться на помощь тому, кто овладел тайной волшебства. Ибо разве не волшебство — искусство чтения? Разве не вызывало оно суеверный страх еще у современников Гомера, державших в памяти 48 книг «Илиады» и «Одиссеи»? Из условных значков, из ограниченного набора букв алфавита, складываются сложнейшие научные понятия, административные распоряжения, любовная лирика и моральные наставления. Но, чтобы овладеть волшебством чтения и увидеть за свитком и кодексом сумму заложенной в них информации, овладеть их содержанием, надо учиться.

И византийцы учились. И у них были школы и учителя.

Греческое слово «схолэ» означает прежде всего досуг, праздность, отдых, но вместе с тем и ученую беседу па досуге, умственный труд, учебные занятия. Схолиями мы по сей день называем толкования, комментарии. От слова «схолэ» произошло и слово «школа», и адекватные слова в латинском и в новых языках (school, Schule, *cole).

В сравнении с обитателями Западной Европы византийцы казались грамотеями: живший на рубеже XII–XIII вв. Никита Хониат рассказывает, что крестоносцы потешались над привычкой греков писать и над тем, что они носили с собой тростниковые перья и чернильницы.