Большинство негров замечательные атлеты. Джанго обогнал рассчитанное мной время и расстояние подлета уже не казалось таким длинным. Все дело испортил чертов Бериган. С необычайной ловкостью и профессиональной сноровкой, он обошел негра у самого финиша, втолкнул меня в камеру своим узким плечиком и гаркнул в рацию код.
В следующую секунду дверь моей камеры шумно захлопнулась перед моим носом и я увидел пару фоток из журнала Тайм — которые были видны только когда камера закрыта и мою надпись «Илтимос суянмангиз».
Устроить свалку перед ментом не требовало особого мужества, но постоянные мысли о депортации закалили меня и я был готов к большему. Например, дали бы мне пулемет, я держал бы в хате круговую оборону до последнего патрона — для себя. Хотя опять же во всем сквозил холодный рассчет — виза, возможный выкуп, да и сам факт что тюрьма белая, вот поорал бы я так в черной окружной тюрьме?
Вскоре кармушка раскрылась и возникла веселая рожа Беригана.
— Спасибо конечно, гоноловаганвнов — но в следующий раз позволь мне самому принимать оперативные решения. Дешона Филипса выпустят через два дня. Пока посидишь под замком — я обязан реагировать, согласен?
Честно сказать я был только этому рад. Можно писать сколько хочу не отвлекаясь. Еду мне таскал Илья. С его бородищей четника он напоминал страшного старика из кино один дома. По широте славянской души, он добовлял то печенья, то леденцов от себя.
В день битвы с Джанго он принес газету с фоткой русского истребителя снова опасно сблизившегося с американским крейсером. «Ты» — ткнул он фотку. Я ему хотел сказать, что это не безбашенная отвага, а приём разведки — посмотреть как быстро среагирует противник, но не хватило знаний сербского.
Про Илью я узнал многое из его приговора — он просил растолковать. Он и вправду оказался настоящим четником — отстреливал хорватских усташей и мусульман из СВД бронебойными, трассирующими и обыкновенными пулями. Его левый глаз подёргивается нервным тиком — проф болезнь старых снайперов. Получая гринку, Илья соврал, что не участвовал в югославской войне. Они как-то это раскопали — сейчас, через много лет и теперь его депортируют как «военного преступника».
Илье плевать — семью вывез еще тогда, через Австрию. Дети выросли. Домик есть в Боснии. Пенсия пятьсот баксов. «Радо еду до дому».
Вечером, вернувшись с прогулки Илья принес живого кузнечика. Зелёный раздолбай сам запрыгнул в тюрьму, почти как я.
Илья тихонька коснулся мизинцем усов кузнеца. Вопреки моим ожиданиям, кузнечик не отпрыгнул, а пополз в атаку на грубые пальцы военного преступника Ильи. Четник играл с ним несколько минут, как с дворнягой. «ЗЗЗЗ» — изобразил комара я: «ЗЗЗ это — комарец. А это кто будет?» я тихонько ткнул в сторону ручного кузнечика.
«Скаковец» — почти нежно сказал Илья — «Скаковец»