Читаем Книга японских обыкновений полностью

В это же время полисмен ввел сюда на веревочке какого-то японца, пойманного только что на улице в то время, когда он запускал руку в чей-то карман.

Процессия эта была довольна комична и не могла не вызвать улыбки, не смотря на глубоко опечаленный вид пойманного вора. Преступник шел впереди, печальный и убитый, а за ним с самым грустным видом следовал полисмен, держа у себя в руках конец веревки, связывавшей сзади обе руки арестанта.

Кто бывал в Стране восходящего солнца и толкался по базарам и людным местам, тому, без сомнения, приходилось изредка видеть любопытную сценку ареста какого-нибудь мелкого воришки, пойманного тут же с поличным.

Всегда замечательно выдержанный и поразительно бесстрастный японский полисмен в это время совершенно преображается и оживляется. Вся фигура его — щуплая, субтильная и непредставительная вообще принимает какой-то печально-торжественный вид, а лицо омрачается грустной улыбкой. Одной рукой он хватает преступника за шиворот, а другой медленно, точно нехотя, вынимает из потайного кармана связку бечевок. Вежливо нашептывая что-то на ухо своей жертве, покорно и с убитым видом слушающей его, он в то же время обвертывает несколько раз веревкой его талию и затем связывает сзади кисти его рук.

По части связывания пойманного преступника японские полисмены, я должен заметить, великие мастера. Раньше, до введения европейских порядков в стране, существовал даже особый класс (ныне упраздненный) полицейских «скороходов», одной из главных специальностей которых было обладание искусством связывать преступников, начиная от легкой и необременительной для арестанта перевязки, опутывающей все тело его в виде сети и кончая самым сильным стягиванием, от которого преступник вскоре задыхался. Эти скороходы были также всегда вооружены короткой железной палкой, которой иногда, ударяли преступника по голове и оглушали его в тех случаях, когда им приходилось встречать сильное сопротивление с его стороны.

Возвращаюсь, однако, к прерванному рассказу.

От веревки которой связаны руки уличного вора висит еще конец футов в шесть; полисмен берет его в руки и, низко кланяясь пленнику, со словами: «следую за вами, милостивый государь!» — идет вслед за ним, обеспечив себе, таким образом, уверенность в том, что преступник никуда не уйдет.

Всех нас поставили на колени и начали вязать веревками, в палец толщины, самым ужасным образом, а потом еще таким же образом связали тоненькими веревочками, гораздо мучительнее. Японцы в этом деле весьма искусны, и надобно думать, что у них законом поставлено, как вязать, потому что нас всех вязали разные люди, но совершенно одинаково: одно число петель, узлов, в одинаковом расстоянии и пр. Кругом груди и около шеи вдеты были петли, локти почти сходились, и кисти рук связаны были вместе; от них шла длинная веревка, за конец которой держал человек таким образом, что при малейшем покушении бежать, если б он дернул веревку, руки в локтях стали бы ломаться с ужасной болью, а петля около шеи совершенно бы ее затянула.

В. М. Головнин. В плену у японцев в 1811–1813 гг.

Скоро они достигают ближайшего полицейского поста, где сидят с полдюжины чиновников и других служащих, усердно занятых какими-то книгами, справками и докладами. Возле каждого из них стоит неизбежная жаровня с постоянно тлеющими в ней углями и чайный прибор.

Пленника подводят к главному чиновнику, отбирающему у него показания; затем арестованного обыскивают и запирают в одну из многочисленных имеющихся при полицейском посте деревянных келий-карцеров, площадь которой равна приблизительно полторы квадратных сажени. Здесь задерживают его не более суток, после чего препровождают в центральное полицейское бюро, в котором я находился в описываемое время.

Участь пленника, с которым меня столкнула случайность, заинтересовала меня, и я отложил свои бесконечные блуждания по внутренним коридорам и, с разрешения полицейского чиновника стал следить за дальнейшей судьбой несчастного карманного вора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Восточные арабески

Книга японских обыкновений
Книга японских обыкновений

Книга посвящена описанию культуры и образа жизни японцев. Первая часть книги, давшая название всему изданию, принадлежит перу А. Н. Мещерякова, известного ученого, автора многих работ по древней и средневековой Японии, долго жившего в этой интереснейшей стране. С неизменной любовью, но без обиняков, он показывает нам внутренние, порой интимные особенности японской жизни в неразрывной связи прошлого и настоящего. Во второй части приведены исторические записки миссионеров-иезуитов, проповедовавших христианство среди японцев в XVI–XVII вв. Третья часть составлена из архивных документов, путевых дневников и воспоминаний европейских путешественников, побывавших в Японии в XVII–XIX веках. Все это дает возможность лучше понять не только реалии японской повседневности, но и проникнуть в саму душу японцев с той стороны, которая оставалась для нас сокрытой в течение столь долгого времени.Книга богато иллюстрирована и обращена к тем, кто интересуется культурой народов Дальнего Востока.

Александр Николаевич Мещеряков , Карл Петер Тунберг , Филипп Франц фон Зибольд , Э. Г. Ким , Энгельберт Кемпфер

Культурология

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука