В час «ч» состоялся ленч. Всё чин-чинарём. Затем обед. С пастбищ в село прочапали, исполненные кавказского достоинства, костлявые коровы. На ужин подавали салат пикантный. Где-то гукнула сова. Из посёлка прибежали нагулявшиеся постовые собаки — «Говорят, сюда настоящую собачью еду привезли».
Владислав Зиновьевич, заложив большие пальцы рук куда-то под мышки, под бронежилет, встал в позу Вождя:
— Товагищи…
— Что? Что такое?
— Товагищи, вы слышите?
Все тревожно переглянулись и прислушались, вроде бы слышать кроме его пламенного обращения и воя шакалов нечего:
— Да вроде бы ничего не слышим…
— Вот именно, товагищи… — Изобразил монумент с вытянутой рукой, — Вот именно! Не ст-еляют!.. Ёпти.
Слоник Саша спал спокойно и Глеб наконец-то выспался.
Чекисты, по слухам, сепаратистов-затейников выловили, посёлок некоторое время тоже спал спокойно.
С запозданием пришло сообщение о перехвате радиопереговоров — боевики отказались проходить через контролируемое отрядом село — «Слющяй, Ахмед, эти менты — головорезы какие-то! Щастают здесь как у себя дома!» — «Ты бы их рожи видел…». А у автора от всей этой писанины совершенно заплелись мозги.
Вконец обессилевшая Муза, сказав, что её несколько утомила однообразная поза… то есть, тема, ушла попудрить носик. Пегас, негодяй, обнаружив в лугах какую-то, блудливо строящую ему бесстыжие глазки ослиху, нагло заржал и куда-то с ней смылся.
ПЕГАС И МУЗА
Но отсутствие Пегаса совершенно не даёт нам повода, чтобы о нём не рассказать. Попробую сделать это без помощи Музы, может что и получится.
А не назвать ли главу «Автомат и перо»?.. Шибко выспренно, пожалуй, и так сойдёт.
Началось всё с того самого дня когда омоновцы «вовремя подоспели».
Смеркалось.
Без этого «смеркалось» — никак нельзя. Почему? Об этом ниже.
Итак, смеркалось. Саша Кукушкин вскипятил чайник, и вышел на «улицу» с чашечкой роскошного чая. И вот сидит он на резной лавочке и, любуясь гаммой заката, между делом «производя рекогносцировку», сочиняет стишки, до которых был он величайшим охотником.
Кто-то осторожно прикасается к его плечу, но батыр и бровью не ведёт, — что ты, гордый ведь, — спецна-азовец. Неизвестный опять дотрагивается. Витязь нехотя оборачивается и… о, ужас! Лицо утыкается в какую-то жуткую, покрытую чёрной шерстью, огромную продолговатую морду с неестественно длинными ушами и с жутким бельмом на правом глазу. В кошмарных снах в этом месте обычно призывают на помощь светлые силы.
Вот! Если бы не смеркалось он бы, наверное, так не испугался.
Оба субъекта инцидента одновременно с истошным криком и рёвом отскакивают друг от друга на четыре метра. Бронежилет вполне оправдал своё название, поэтому Саша не ошпарился, а его мужественное сердце осталось на месте. Из блока выбегают все кто ещё в состоянии держать в руках оружие и подозрительно смотрят на Сашино лицо и до смерти напуганного плешивого осла:
— Что здесь п-оисходит, ёпти?
— Выкладывай без утайки, маньяк!
— …Паровоз-тудыть!
— Вот сволочь, страху то нагнал! — С выражением произносит боец, — Как его собаки пропустили?
Судя по всему собаки, которые едва завидев на горизонте поселковых ишаков, обычно впадают в истерику, эту тварь, которую поначалу так и назвали — Сволочь, почему-то приняли всей своей пёсьей душой.
Первым делом животное накормили всем, что было на столе, а также из запасов. Ему вероятно ассортимент, как и всем прочим, понравился, и он выразил непоколебимое ослиное желание жить на блоке. Обитатели посёлка на него виды не имели, и отсюда был сделан вывод, что скотина прибыла из-за границы, а уйти обратно, по причине обилия шакалов и волков, не может.
Чтобы ишак не ел свой хлеб задарма его стали приучать к полезному труду. Вешали на крепкий костистый хребет две тридцатилитровые фляги и ходили с ним на родник, находящийся в двухстах метрах от поста. Однако через неделю, одноглазый, едва завидев пустые баклаги, стал исчезать. Но также исчезал со стола и из запасов весь хлеб.
После того как сгинул компот из свежих фруктов, пришлось сварганить на вход в блок деревянную дверь. Но когда в пределах видимости не было ёмкостей для воды, Сволочь околачивался возле этой двери, специально гадил и мешал всем нормально жить. Чистоплотные собаки дело не спасали. Вероятно этот осёл стал для них каким-то авторитетом, потому-как они его повсюду по собачьи преданно сопровождали и охраняли, даже у двери.
Сволочь, на более приличные клички — Вор, Попрошайка, Дармоед и Тунеядец, совершенно не откликался. Но, после того как, лирически настроенный Саша обратился к нему как к Пегасу, омоновец стал его лучшим другом и как преданный пёс ни на шаг от него не отходил. Вероятно, красивое слово Пегас очень походило на бывшее ослиное имя или же ассоциировалось у него с чем-то очень приятным.