— В каком-то смысле. Решила, знаете ли, совместить в одном деянии приятное с полезным, — дернулись вверх уголки губ у озарённой. — А вы против, Ризант?
— Нисколько, милария. В таком случае, пойдемте в кабинет моего отца. Там решать дела сподручней. Вы прибыли не одна? Может, приказать, чтобы ваших людей покормили и предоставили место для отдыха?
— Нет, не волнуйтесь, экселенс. Мои братья привыкли к тяготам нашего служения. Не следует их баловать.
— О, вполне понимаю, о чем вы говорите… — начал было я, но вдруг услышал грохот подкованных сапог снизу.
О-ох, Ваэрис! Это же Безликие! Сейчас они ворвутся в своих масках, и всё моё реноме благочестивого аристократа рухнет в один миг!
Не совсем отдавая себе отчет, я рванул к двери, за которой находился спуск в подвал. Только бы успеть раньше, чем выскочат мои парни!
Дернув ручку на себя, я просунул голову в образовавшуюся щель и заорал, что есть мочи:
— А ну-ка немедленно прекратите этот грохот! Услышу еще хоть один звук, и велю выпороть всех на конюшне!
От ударов сердца, эхом отдающихся в ушах, я не сразу осознал, что внизу наступила тишина. Фу-у-у-х… слава всем богам! Кажется, милитарии догадались, что я таким образом просигналил отмену. Бойня пока откладывается…
— Да, экселенс, как я погляжу, вы действительно меня понимаете, — лукаво сверкнули янтарные глаза квартеронки.
— Всё так, всё так, милария, — картинно покачал я головой. — Стоит только ослабить хватку, как все слуги тотчас же распоясываются. Приходится держать их в ежовых рукавицах.
— Но всё же они любят и чтят вас, Ризант. Это заметно сразу.
— Видимо, я всё же недостаточно с ними строг, — изобразил я легкомысленное пожатие плечами. — Мне предстоит долгий путь, чтобы стать таким же твёрдым, как отец.
— Вы так говорите, будто экселенс Одион всё еще жив, — заметно погрустнела гостья. — Даже дом называете отцовским, а не своим. Хотя вы давно уже здесь полноправный хозяин.
— Если честно, Иерия, то я видел столько смертей, что во мне с некоторых пор поселилось ощущение нереальности происходящего. Мне иногда думается, что рано или поздно я проснусь, ощущая во рту привкус вчерашней выпивки. А всё это окажется дурным похмельным сном.
— Скоро это пройдет, поверьте мне… — безжизненно отозвалась озарённая.
В беседе наступил пауза, поскольку мы добрались до моего кабинета. Уважительно пропустив закованную в латы даму вперед, я предложил ей располагаться на любом понравившемся месте. Но милария нор Гремон вдруг заинтересовалась моей калимбой, висящей на стене, и самым первым прототипом металлофона.
— Что это за причудливая конструкция, экселенс? — удивленно вскинула она бровки.
— Это, Иерия, музыкальный инструмент, — коротко пояснил я.
— Надо же, никогда подобных не видела. Вы его сделали сами, Ризант?
— Что вы, конечно же нет! Он изготовлен ремесленниками, но по моим чертежам.
— Удивительно… а вы не могли бы… хм, извините. Наверное, слишком нагло с моей стороны простить об этом…
— Хотите, чтобы я показал, как он звучит, милария? — угадал я невысказанное желание.
— Да… хотя это и совсем нетактично, но…
— Бросьте. Я буду только рад играть для вас.
Иерия скромно примостилась в уголке, затаив дыхание. Черты её лица, обычно выражавшего строгую решительность и твердость, сейчас смягчились, а глаза заискрились поистине детским восторгом и предвкушением. Легкая и вместе с тем слегка застенчивая улыбка заиграла на губах. Полное боевое облачение Иерии в этот момент показалось мне как никогда чужеродным и неподходящим для неё. На секунду сквозь образ суровой и дотошной ищейки монарха, привыкшей насмерть грызть врагов Патриархии, проклюнулась невинная и мечтательная девочка. Та, которая грезит о чистом небе, ярком солнышке и пении птиц. Но, к сожалению, проза жизни уготовила ей совсем другую роль.
Я взял две пары маллетов с кожаными наконечниками. Немного освежив в памяти ноты и пробежавшись по пластинкам, высекая пару гамм, я ударил по первому аккорду. Перезвон наполнил помещение своим решительным и серьезным ритмом. А в моем разуме сами собой зазвучали слова: «Вставай, страна огромная…» Такая стройная и величественная мелодия. Короткие и четкие фразы, будто у военного марша, будоражили кровь и заставляли расправлять плечи. В глазах загорался огонь, а челюсти стискивались, словно передо мной уже стоял враг, которого я жаждал уничтожить.
На миларию нор Гремон, не знакомой с историей композиции, музыка произвела несколько иное впечатление. Зрачки расширились, будто Иерия закинула под веко щепотку Ясности. А дыхание участилось. Я видел боковым зрением, как девушка замерла, загипнотизированная монументальным звучанием мелодии. Её восхищение вдохновило и меня самого, так что последние такты я доиграл значительно эмоциональней.