Книга IV. 1584-1613

21 октября был пятый съезд. Паны, желая испугать послов и показать им необходимость подчиниться воле Сигизмунда, уведомили их об успехах шведов на северо-западе и об усилении самозванца, к которому ушло из Москвы 300 дворян. Послы отвечали, что они сомневаются в справедливости этих известий, ибо из Москвы к ним об этом не пишут; если же в московских людях есть измена и гетману от этого идти с войском на вора нельзя, то король может послать войска, которые стоят в Можайске, Боровске, Вязьме, Дорогобуже, Белой, ибо эти войска теперь ничего не делают, только разоряют и пустошат государство. Если король укажет эти войска послать на вора и мы отпишем во все города об этой милости королевской и особенно о том, что он и сына своего скоро отпустит на царство, то весь народ обрадуется и от вора отстанет; если же сам король пойдет с войском на Московское государство, то народ придет в сомнение, все договоренное рушится и будет хуже прежнего. Паны отвечали с сердцем: «Мы вам говорим прямые вести про шведов и про вора, а вы сами не знаете, чего просите: если б король и захотел отойти от Смоленска в свое государство, то войска его, люди вольные, не послушаются, и те из них, которые стоят в разных местах московских, а их всех 80000, если не получат денег, передадутся к вору, и тогда вашему государству конец». Послы отвечали: «Просим королевское величество, чтоб умилосердился над государством Московским, велел своим ратным людям идти на вора, а черкас и татар велел из государства вывести, которые, стоя по городам, королевичу присягнувшим, жгут, разоряют и людей в полон берут». Паны закричали на это: «Пришли вы не с указом, а к указу, и не от государя пришли, пришли от Москвы с челобитьем к государю нашему, и что вам государь наш укажет, то и делайте. Сказываем мы вам прямые вести, что шведы Иван-город и Ладогу взяли, ко Пскову и к иным городам хотят идти, а с другой стороны вор сбирается со многими людьми, и многие люди, изменя, к нему из Москвы приезжают да к нему же хотят прийти на помощь турские и крымские люди. А многого мы еще вам не сказали: датский король хочет доступить Архангельска да Колы. Видите сами, сколько на ваше государство недругов смотрят, всякий хочет себе что-нибудь сорвать, и вам надобно о своем государстве радеть, пока злой час не пришел, а государского похода не отговаривать; хотя бы и сам государь наш захотел в свое государство идти, то вы должны были ему челом бить, чтоб он прежде ваше государство успокоил; государь наш, жалея о государстве вашем, сам хочет идти на вора, а вы этой государской милости не разумеете и поход отговариваете». Послы отвечали: «Указывать мы его величеству не можем: что хочет, то и делает; но как нам приказано бить челом от патриарха, бояр и всех людей Московского государства, так мы и делаем, отговариваем мы поход королевский потому, что государство наше и без того пусто и разорено, и тем приход королевича отложится, отчего вся земля придет в уныние и сомнение. Просим позволения отписать в Москву к патриарху, боярам и ко всяким людям, что вперед делать нам по их приказу, а без того ни на что согласиться не можем». Паны отвечали: «Вам и без указу московского, как великим послам, все делать можно; так сперва потешьте короля, сделайте, чтоб смольняне королю и королевичу крест целовали. Вы королевича называете своим государем, а короля, отца его, бесчестите: чего вам стоит поклониться его величеству Смоленском, которым он хочет овладеть не для себя, а для сына же своего. Король оставит ему после себя не только Смоленск, но и Польшу и Литву, тогда и Польша, и Литва, и Москва будут все одно». «Свидетельствуемся богом, — сказали на это послы, — что у нас об этом ничего в наказе не написано, и теперь, и вперед на сейме мы не согласимся, чтоб нам каким-нибудь городом Польше и Литве поступиться; Московское государство все божье да государя нашего королевича Владислава Жигимонтовича; и как он будет на своем царском престоле, то во всем будет волен бог да он, государь наш, а без него нам не только что говорить, и помыслить об этом нельзя». «Мы хотим, — говорил Сапега, — чтоб Смоленск целовал крест королю для одной только чести». «Честь королю, — отвечали послы, — будет большая от всего света и от бога милость, если он Московское государство успокоит, кровь христианскую уймет, сына своего посадит на российский престол, и тогда не только Смоленск, но и все Российское государство будет за сыном его». Паны кричали: «Много уже пустого мы от вас слышим; скажите одно: хотите ли послать к смольнянам, чтоб они государю нашему честь сделали, крест поцеловали?» «Сами вы знаете, — отвечали послы, — что наказ наш писан с гетманского согласия, на чем гетман крест целовал за короля и за вас, панов; но чтоб королю крест целовать, того не только в наказе нет, но и в мыслях у всего народа не бывало; как же нам без совету всей земли это сделать?» «Когда так, то Смоленску пришел конец», — закричали паны. Послы опять начали просить, чтоб им позволено было переслаться с патриархом и боярами, жаловались, что дворянам, которые с ними приехали, содержать себя нечем, с голоду помирают, потому что поместьями и вотчинами их владеют литовские ратные люди, что сами они, послы, во всем терпят нужду большую, а лошади их все от бескормицы пали. Паны отвечали: «Всему этому вы сами причиною: если б вы исполнили королевскую волю, то и вам, и дворянам вашим было бы всего довольно».