Книга из человеческой кожи

Мое детство шло на убыль. Полагаю, в некотором роде я был даже рад этому. Несмотря на то что мать по-прежнему всячески избегала моего общества, а отец относился ко мне так, как, наверное, смотрел бы на струпья черной оспы — со страхом и отвращением, — я оставался единственным сыном этого великого дома, а посему расхаживал с видом хозяина и высоко поднятой головой. Я отпраздновал свой двенадцатый день рождения (поскольку больше никто не пожелал составить мне компанию) в гордом одиночестве, воссоздав недавние события во Франции. При этом их короля и королеву изображали цыплята, а большой тесак на веревке олицетворял собой la belle dame[26] мадам Гильотину.

А потом произошло нечто такое, чего я не мог предвидеть. После стольких лет моя мать вдруг забеременела еще одним ребенком, зачатым, как может предположить читатель, во время одного из все более редких визитов моего отца. Я видел, как тяжелеют от молока ее груди. В памяти у меня всплыли мучительные воспоминания о том, как она решила отлучить от этой груди меня. Целых шесть месяцев я наблюдал, как они становятся все больше и обвисают в ее корсаже.

«Еще один ребенок в доме? Нет, пожалуй, это совершенно излишне», — вот что я подумал.

Сестра Лорета

В монастыре Святой Каталины существовала традиция: на Страстную пятницу трех монахинь привязывали к крестам в el santuario[27] в память о тех страданиях, что выпали на долю Господа нашего. Быть избранной для такой обязанности считалось великой честью, и я прилагала все усилия, чтобы оказаться в числе этих троих на мою первую Страстную неделю пребывания в монастыре.

Я так старалась заслужить эту честь, что ненамеренно сотворила чудо. Подобно святой Розе, я долгими часами с любовью смотрела на картину «Страсти Христовы». Постепенно лицо Спасителя нашего затуманилось, и на лбу и щеках у Него появились капли пота. Громким криком я принялась сзывать свидетелей, и на мой зов прибежала priora. Однако же женщина оказалась неспособна узреть сотворенное мною чудо.

— Сестра Лорета, — вздохнула она, — картина совершенно суха.

А потом добавила:

— Но не стану отрицать, вы способны сделать так, что по коже бегут мурашки. Должна заметить, что когда я смотрю на вас, то ощущаю дискомфорт, а тело мое покрывается холодным потом.

Я была вознаграждена, потому что именно так скептики насмехались над точно таким же чудом, которое сотворила святая Каталина.

Но после случая с картиной мне было отказано в привилегии стоять на кресте для Господа нашего в эту Пасху. Естественно, для этой церемонии назначили сестру Андреолу, а уж она выбрала двух самых своих раболепных последовательниц, чтобы они составили ей компанию.

Тем временем Господь продолжал испытывать меня и посылал мне злые шутки и безнравственные оскорбления, вроде живого червяка в моем хлебе и черной кошки, запертой в моей келье.

Так прошло четыре года. Меня ни разу не выбрали для распятия на кресте в Страстную пятницу. Мои страдания лишь усугублялись оттого, что другие монахини выказывали сестре Андреоле свое благоговение и почтение, где бы она ни появилась. Кое-кто даже нечестиво преклонял колени, целуя землю, по которой она ступала.

Но в это самое время, а на дворе тогда стоял 1788 год, Господь наконец прислал в Арекипу набожного и благочестивого человека, и я убедилась, что он подтвердит спасение моей души, под чем я понимала спасение погрязшего в грехе монастыря Святой Каталины. Епископ Педро Хосе Чавес де ла Роза прибыл из самой Испании, дабы вразумить и положить конец распущенным нравам Арекипы. Он начал с того, что незамедлительно прибыл в наш монастырь.

Как и любой добрый христианин на его месте, он был шокирован роскошными кельями богатых монахинь, которые использовали свои peculios, личные средства, чтобы окружить себя всеми удобствами, включая рабов и слуг. Свои peculios я, разумеется, вкладывала в коробочку для пожертвований: я отказывалась покупать себе угощения, пока в мире существуют язычники, не имеющие собственной Библии. Я предпочитала пользоваться услугами дежурных монахинь для удовлетворения своих насущных потребностей, нежели обзаводиться рабынями. Единственными украшениями в моей келье были маленький человеческий череп и младенец Иисус, вылепленный из простого гипса.