Книга Израиля

Выучили иврит. Устроились на работу – зачастую став душой коллектива. Набрались от соседей и сослуживцев всякого разного, став куда более похожими на евреев – и уж точно на израильтян (что далеко не одно и то же), чем их еврейские мужья и жёны. Заставили детей окончить школу с аттестатом зрелости. Притом что далеко не все дети в Израиле получают этот самый аттестат – багрут. Что в СССР было для ребёнка из еврейской семьи делом немыслимым! Отправили их в армию и встретили из армии. Помогли словом и делом, пока те учились в университетах. Обустроили себе и им квартиры и дома. Нормальная, в общем, жизнь. Не хуже, чем у людей. А в среднем – что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость?

Понятно, что всё это именно в среднем. Среди «русских русских», вне зависимости от исходного их происхождения, в Израиле встречаются экзотические персонажи. Которые, к примеру, ведут борьбу за свой православный статус – кто их тянул в еврейскую страну? Требуют от Израиля национально-культурной автономии для славян. И прочими способами изумляют аборигенов, провоцируя очередную дискуссию о том, что наличие в семье из двадцати восьми человек одного покойного еврейского дедушки – не повод для репатриации. Ну да, Закон о возвращении, традиции алии, вклад большинства русских в развитие страны… Но ведь смотрите, эти что творят?!

И некоторые из них действительно, как бы сказать помягче… не очень. То свастику кто-то из обкуренного молодняка на заборе нарисует. То в армии попытается устроить дедовщину. То попросту сопьётся или подсядет на наркотики. Что, впрочем, в Стране Израиля распространено безо всяких русских. Поскольку рядом Ливан и палестинские территории. С наркотрафиком всё в порядке. И существуют политические партии, выступающие за легализацию марихуаны – как положено в свободном демократическом и либеральном обществе, со всеми свойственными обществам такого типа маразмами.

Но это экзотика. И если она есть в любой стране, почему ж её в Израиле не будет? С другой стороны, как автор в глубине души уверен, при соответствующем подходе к людям добиться от них правильного результата – не есть проблема. Вопрос лишь в том, что нужно понимать, на что тот или иной контингент реагирует, а что его ни в малой степени не колышет. И разговаривать с ним надо на понятном ему языке. То есть когда и если твой клиент – подзаборная шпана, абсолютно бесполезно высказывать ему претензии в формулировках в стиле Пушкина и Лермонтова. И граф Толстой тут тоже не прокатит. Хотя он был и глыба, и матёрый человечище, и единственный мужик в русской литературе…

Для разъяснения того, что в данном случае имеется в виду, автор позволит себе взять историю из жизни, рассказанную ему его старинным другом Велвлом Черниным, который уже возникал на страницах настоящей книги. Как читатель, возможно, помнит, – этнографом, поэтом-идишистом, историком и русскоязычным интеллигентом-израильтянином, живущим в поселении в самом сердце Иудейской пустыни. Так вот, майса, которую рассказал Велвл, относилась к службе в армии одного из его сыновей.

Сыновья у него были как на подбор. Крепкие, умные и чрезвычайно спокойные ребята. Трогать их с враждебными целями не рекомендовалось, поскольку спокойный как удав, но с правильными врождёнными инстинктами парень русско-еврейского происхождения – не самый подходящий объект для того, чтобы пытаться его обидеть. Тем более в ходе службы в армии. И вот в подразделении, где помянутый сын Чернина-старшего служил, образовался тяжёлый случай.

Случай был откуда-то с Урала. Вырос то ли в детдоме, то ли в условиях, по сравнению с которыми и детдом сошёл бы за счастье. Бывает. Имел в ретроспективе какого-то ни разу им не виденного еврейского деда. И как это у евреев принято, был разыскан, умыт, привечён в коллектив и отправлен в Израиль по молодёжной программе. Естественно, добровольно. А что, он был совсем дурак – отказываться от такой халявы? Позднее в рамках естественных процессов роста подросткового организма на сытных, хотя и кошерных харчах отрок вымахал лось лосем и был призван в армию. Куда пошёл. Но со своею внутренней сущностью никак не мог расстаться. И очень всех достал.

Однако в описываемый момент в этом доселе не очень достойном упоминания на страницах мировой литературы человеке произошёл крутой перелом. И он не то чтобы превратился в интеллектуала и тонкого ценителя балета – такой катастрофы с ним не случилось, но начал вести себя почти как нормальный человек, исправляясь прямо на глазах. И к завершению военной службы уже более или менее был похож на члена общества, которого можно было в это общество выпускать.