Книга Кагала: Всемирный еврейский вопрос

Из аргументов Наполеона по еврейскому вопросу видно, что, по его взгляду, отношения евреев к французам, составляющее грустное и исключительное между французскими разноверными и разноплеменными гражданами явление, проистекают от того, что евреев связывают с коренным населением только внешние, искусственные, слабые узы — язык, костюм и гражданские права, но кровью, достоянием и семейным бытом они, как народ избранный, всегда образуют совершенно отдельный, по их убеждению аристократический мир, в который неизбранным по крови доступа нет. Таким образом, отношение евреев к туземному населению вытекает прямо из самого иудейства: из аристократического взгляда еврея на остальное плебейское человечество. Чтобы уничтожить источник, порождающий это зло, Наполеону показалось необходимым очистить тот полный, свободный и естественный путь к ассимиляции евреев с французами, которым другие иноверные и иноплеменные элементы: немцы, итальянцы, испанцы и прочие живущие во Франции народности ассимилируются с коренным населением вместе. Для достижения этой цели Наполеон составил план к преобразованию внутреннего быта евреев и надеялся привести его в исполнение посредством раввинов, которых он считал еврейским духовенством.

Не усматривая необходимости для цели нашей книги изучать все то, что Наполеон думал сделать — но не сделал, мы не станем здесь вдаваться в подробности его плана, а вскользь только скажем, что требования его не выходили ни на шаг из границ умеренности, гуманности и справедливости.

В плане своем Наполеон домогался лишь того, чтобы евреи признали французов точно такими же, себе равными во всех отношениях, достойными согражданами, какими французы признают евреев; чтобы французы были евреям братья, с которыми можно вступать в семейное родство чрез смешанные браки. Или еще вернее и короче: Наполеон домогался лишь того, чтобы евреи признали за французами человеческие права, чтобы они в своей среде дали французам равноправность.

Повторяем, что с общечеловеческой точки зрения план Наполеона относительно гуманности и справедливости вполне соответствовал всем условиям общечеловеческой цивилизации, а как орудие для ослабления внутренней силы обособленного царства евреев, казалось бы, план этот был достоин великого своего автора.

Но все это лишь с точки зрения общечеловеческой, с еврейской же, как мы увидим ниже, дело представилось совершенно в другом виде. Сила, однако же, говорят, не в проекте, а в осуществлении его. Тут-то зоркий законодатель, к сожалению, очутился в совершенно темной для него области, по которой он бродил ощупью и, кроме промахов, ничего совершить не мог. Тут Наполеон действовал по соображениям, вытекающим из упомянутого ошибочного понятия о значении раввинов, вследствие чего, сам того не подозревая, он в средствах, предпринятых против еврейства, придал ему еще новую, неодолимую силу.

Считая раввинов полновластными хозяевами в делах еврейской религии и надеясь осуществить свой план посредством их духовного авторитета, Наполеон прежде всего счел нужным позаботиться об организации и увеличении раввинской власти. Для достижения этой цели он в 1806 г. учредил в Париже Синедрион из 71 раввина по образцу древнего Иерусалимского. Евреи, думал Наполеон, встретят в этом трибунале ту высокую духовную беспредельную власть, которой они беспрекословно должны подчиняться по требованиям ими исповедуемого талмудического закона. Для правильного же отправления этой власти по всей Империи скоро были учреждены провинциальные консистории с дисциплинированною раввинскою иерархиею.

И вот, окончив свою предварительную работу и запасшись самым благонадежным, по его мнению, орудием, властелин Франции, которому в то время все беспрекословно покорялось, надеялся уже увеличить свою славу бессмертным венцом реформатора иудейства. Но эта светлая надежда жила недолго: скоро настало время, когда она погасла и рассеялась как дым. Однако же не следует думать, что раввины или Синедрион позволили себе перечить делу или оказывать неповиновение требованиям сильного повелителя. Напротив, раввины без серьезного сопротивления подтверждали и подписывали все, против чего многие из них скоро сами протестовали[346].

Благодаря этому обстоятельству, минута разочарования Наполеона в его надеждах наступила лишь тогда, когда слово должно было превратиться в дело, когда евреи должны были доказать на деле, что они действительно признали французов себе равными и что они готовы вступить с ними на желаемый Наполеоном путь естественной ассимиляции. Другими словами, дело разъяснилось лишь тогда, когда, согласно третьему пункту плана Наполеона, стали требовать, чтобы один из трех еврейских браков был смешанным между евреями и французами. Тут вдруг вышло, что признать французов братьями и вступить с ними в семейное родство — дело немыслимое, невозможное для еврея; оно, с точки зрения евреев, оказалось равносильно принесению еврейской религии в жертву Христианству.