Восточные космографии создавались не с целью объяснять непознанное, но лишь описать его. Причем описание идет на языке той или иной культуры, что заведомо исключает какую-либо объективность. А других описаний и быть не может. Итак, нечто непознанное описывается на языке символов, ключ к ментальному пространству которых давно утерян. Это значит, что мы имеем дело с планетарным архивом сведений, догадок, прогнозов, отвергнутых большинством. В нашем распоряжении вещь в высшей степени бесполезная: преданный забвению альтернативный фонд знаний и умений. Говоря о чудесах, мы говорим о пограничных явлениях или состояниях.
Случайная выборка описании «чудес мира» составила картотеку объемом примерно в тысячу единиц. Половину из них пришлось отсеять, поскольку они являлись искаженным до неузнаваемости пересказом более ранних сведений о «чудесах мира». Далее из картотеки были изъяты явно вымышленные сюжеты. Проблема возникла с описаниями, которые вообще не поддаются уразумению, в них, на мой взгляд, утрачена внутренняя логика. Эти литературные реликты в неизменном виде кочуют из одной космографии в другую — коллекция загадок на все времена, предметы мирового театра абсурда. Оставшийся фонд из двухсот сюжетов я произвольно разделил на пять книг. Первой в этом проекте является «Книга катастроф», за ней последуют «Книга огней», «Книга деревьев», «Книга воды» и «Книга камней», а завершает проект «Бестиарий», где, в соответствии с замыслом, речь пойдет о частях необыкновенных животных: крови синсина, перьях птицы рухх, языке зурафа, крылатых скорпионах и т. д.
На первый взгляд для средневекового человека особого значения не имело то обстоятельство, поддавались ли такие явления объяснению или нет. Поскольку существовало два типа объяснений, которые условно можно обозначить как «рациональные) и «мифологические», то ответы на загадки имелись всегда; другое дело, устраивали ли эти ответы ищущего. Если принимался рациональный ответ, то природная загадка переходила в разряд земных происшествий, если не принимался, то загадка сохраняла свою устойчивую позицию в мифологических представлениях. Ситуация таила в себе серьезный конфликт, нередко завершавшийся столкновением рационального и мифологического видения мира. Однако обычно конфликт смягчался. Причина выглядит неожиданной: между естествоиспытателем и мифографом стояла фигура путешественника, владевшего сведениями, неподвластными проверке. Рассказы путешественников о чужих мирах создавали другую реальность. Материалы, собранные в этой книге, показывают, что большая часть природных загадок была исследована средневековыми учеными, что никак не помешало авторам космографии составить каталоги чудес.
О каких бы невероятных явлениях ни рассказывали сочинители арабских и персидских книг о чудесах мира, суждения знатоков будут для нас надежными ориентирами, своего рода «экспертными» оценками при попытке выяснить существо дела. Исследовательскую позицию по отношению к чудесам сформулировал английский энциклопедист Гервазий Тильберийский (ок. 1150–1220), но ее разделяли и мусульманские ученые: «Чудесными мы называем те явления, которых не понимаем, хотя они естественны; чудеса создаются незнанием их причин»
Церковным чудесам