Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях

§ 14. Ветер победы

Сасаниды, правившие великой империей от Персидского залива до Памира, следуя советам индийских астрологов, руководствовались «относительно сражения указаниями дуновения четырех ветров: когда ветер дул с востока, победа принадлежала восточному царю, если с запада, то победа принадлежала владыке запада, с севера — подобно этому (вышеприведенному суеверию). Это взяли они из Индии и от индийских мудрецов»^{42}. Изображенная картина выглядит слишком идеально, чтобы искать в истории примеры, подтверждающие ее. Вместе с тем, известны случаи, когда ветер, дующий во время сражения противнику в лицо, воспринимался как предвестник победы. В теме ветра победы две составляющие: реальная и мистическая. Ветер победы — это стихия, меняющая ход исторических событий. В библейском коде — это знак вмешательства Бога в земные дела.

Случайная выборка событий не даст возможности проникнуть в тайну явления. А другой выборки у нас и быть не может. К тому же возникает сомнение в достоверности уже выбранных сюжетов. Мы имеем дело с воображаемой реальностью. Единственный вопрос, которым следует задаться, почему военный натиск ассоциировался с ветром. Ответ очевиден. Ветер, поражающий врага в лицо, зримо свидетельствовал об участии в битве небесного войска.

Согласно сасанидскому военному трактату, полководец должен был расположить войско к бою так, чтобы солнце и ветер приходились в тыл, — правило известное и рекомендуемое также византийцами^{43}.

Фирдоуси полагал, что в битве между Искандером и Дарием греки одержали победу над персами не силой оружия, а благодаря вмешательству природных (или, что то же самое, божественных) сил. Ход сражения и судьбу персов решил ветер. Мистическая пыль, застилающая глаза персидским воинам, заставила Дария дрогнуть.

На поле семь дней от зари до зари
Сражались неистово богатыри.
На утро восьмое вдруг ветер подул,
Пыль черную к самому небу взметнул,
И свет для иранцев затмился, лишь прах
Стоит у них темною тучей в глазах.
И, дрогнув. Дара обращается вспять,
И следом за ним устрашенная рать.

Фирдоуси. Шахнаме. Т. 4. С. 382

Вот как выглядело это событие в «Александрии» Псевдо-Каллисфена: «Одновременно с сигналом трубачей подняли крик оба сошедшиеся войска, и завязалась превеликая битва. Сражались изо всех сил, долгое время упорно сопротивляясь на флангах; поражая друг друга копьями, переходили с места на место; оспаривая друг у друга победу, отходили то те, то другие. Александр и его воины оттеснили Дария и его окружающих и одолели персов силою; в смятении они схватывались друг с другом в гуще сражения, и многие пострадали от своих же соратников, многие и от противника. Ничего нельзя было разглядеть, кроме коней, повергнутых на землю после гибели их седоков, и в поднявшейся пыли уже нельзя было распознать ни персидского стрелка, ни македонского пехотинца или всадника. Воздух стал мутным, земли не было видно под кровавой грязью, и даже само солнце, скорбя о происходящем и не желая глядеть на столько мерзостей, затуманилось» (Псевдо-Каллисфен. История Александра Великого. I, 4)^{44}. С точки зрения древнегреческого писателя, пыль мешала обеим сражающимся сторонам и никак не способствовала победе, а ветер он вообще не упоминает. Следовательно, в «Шахнаме» мистическая роль ветра победы — мотив, привнесенный Фирдоуси в известный исторический сюжет.

Таким же образом поступил византийский церковный писатель Георгий Монах (IX в.), включив в свою всемирную хронику эпизод осады Иерусалима римскими легионами Тита: «Во время брани и осады иудеев внезапно приключилась сильная буря, которая посылаемое римлянами на них направляла прямо в цель, а посылаемое от иудеев тут же отклоняла в сторону. Римляне же увидев, что зрение иудеев помрачилось от бури, стали неожиданно нападать на них и беспрепятственно их убивали. Из этого многие [наконец] поняли, (что] это бедствие от Бога послано и от Божьего гнева они страдают» (Временник. 9.10.1). В других исторических сочинениях буря при осаде Иерусалима не упоминается.