Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях

Кидань по происхождению и буддист по вере, Елюй Чу-цай, перейдя на службу к Чингис-хану, исполнял обязанности советника и придворного астролога. Предсказания, за которыми к нему обращался Чингис-хан, касались серьезных вещей, а именно судьбы могущественных противников монгольского императора. Елюй Чу-цай должен был разгадывать смысл небесных знамений в важные для империи дни. Речь шла о военных кампаниях на больших пространствах, где природная стихия или роковая случайность могли опрокинуть любые усилия императора. Было бы непростительной ошибкой принять вопросы Чингис-хана за некие суеверия. Предметом его заботы была та неопределенность, которую обычно рождает ситуация военного столкновения с сильным соперником.

«Усилия без удачи бесплодны». Так начинает свое повествование о Чингис-хане и поверженных им царствах персидский историк Джувайни. «Ведь если бы с хитроумием и могуществом, и богатством, и изобилием можно было бы чего-то достичь, тогда бы власть и империи никогда не переходили от одних царских домов к другим; но когда пришло время их упадка, ни хитроумие, ни настойчивость, ни мудрые советы не смогли им помочь; не оыло проку и от многолюдности их войск и упорства их сопротивления» (Джувайни. I. 14). Это было написано в 1260 г., когда Монгольская империя находилась в зените своего могущества, а главные соперники — хорезмшах, правитель Тангута, багдадский халиф и династия Южных Сун — были повержены. Видимо, по мысли Джувайни, усилиям монголов способствовала удача.

Монгольские императоры гадали на бараньих лопатках по любому делу. О практике государственных гаданий Джувайни умалчивает.

Вернемся к теме знамений, напрямую связанных с таинственной силой обстоятельств — удачей. «В [году] цзи-мао летом в 6-ю луну (13 июля — 11 августа 1219 г.) император [Чингис-хан] выступил в карательный поход на запад против мусульманского государства, и в день окропления знамени выпал мокрый снег [толщиной] в три чи. Император заподозрил в этом недобрый знак, а Елюй Чу-цай сказал [ему]: “Дыхание [божества зимы] Сюань-мина в разгар лета — это предзнаменование победы над врагом”. Когда в [году] гэн-чэнь (6 февраля 1220 г. — 24 января 1221 г.) зимой прогремел гром большой силы и [император] снова обратился к нему с вопросом [об этом явлении], он ответил: “Умрет в дикой местности правитель мусульманского государства!”. Впоследствии подтвердилось все…. В 8-ю луну [года] жэнь-у (7 сентября — 6 октября 1222 г.) в западной стороне наблюдалась комета с длинным хвостом. Елюй Чу-цай сказал [императору]: “У чжурчжэней (нюйчжи) сменится правитель!”. Действительно, в следующем году умер [император династии] Цзинь Сюань-цзун. Перед каждым карательным походом император непременно приказывал Елюй Чу-цаю погадать [об исходе похода]. Император сам также обжигал баранью лопатку для сличения результатов [гадания]» (Юань ши. Гл. 146, с. 2а-2б)^{49}

Во всех случаях прогноз касался событий за пределами монгольского мира, причем границы этого мира непрерывно расширялись. Недобрые знаки относились к экстраординарным случаям, но и в обычных ситуациях Елюй Чу-цай, обжигая баранью лопатку, выполнял функции монгольских дивинаторов.

Вильгельм де Рубрук путает два термина: cham, can (хан) и kam (шаман)^{50}, поэтому полагает, что монгольские предводители управляют народом при помощи прорицаний и наук. «Хан — название достоинства, и означает то же, что и предсказатель, ибо всех предсказателей называют хан. Поэтому их повелителей называют ханами, так как в их обязанности входит управление народом путем предсказаний» (Itinerarium. XVII. 10).

Вильгельм де Рубрук пишет о главе прорицателей, под чьей охраной находились повозки с идолами в ставке монгольского хана Мунке. В обязанности прорицателей входило двигаться во время перекочевок впереди двора того или иного Чингизида: «Группа этих лиц включает моалов или же тартар. И сверх всего прочего, они верят лишь в единого Бога, однако делают из войлока фигуры умерших своих, облачают их в самые дорогие одеяния и помещают их на одну или две повозки. И к этим повозкам никто не осмеливается прикоснуться. И находятся они под охраной прорицателей, которые являются их священнослужителями, о которых я вам в дальнейшем расскажу. Эти прорицатели всегда находятся перед двором самого Мангу и других богатых; бедные же не имеют их, если только они не из рода Чингиса. И в походе словно колесница, запряженная парой, они следуют впереди, как столп света пред сынами Израиля, и именно они выбирают место, где разбить лагерь и первыми ставят дома свои и после них весь двор» (Itinerarium. XXV. 9–10).