Книга кладбищ

Каждый день, по окончании уроков, автобус номер 97 с конечной в центре города вёз её от школьных ворот до конца улицы, где её мать сняла небольшую квартирку. В тот ветреный апрельский день она ждала на остановке целых полчаса, а 97-й всё не ехал. Поэтому, когда появился 121-й, у которого на табличке также было написано «Центр», она на него села. Однако там, где её автобус всегда поворачивал направо, этот свернул налево, в Старый город, и поехал мимо городского парка и Старой площади, мимо памятника баронету Джосайе Вортингтону, и затем пополз по извилистой дороге вверх по холму, усеянному высокими домами. Скарлетт вконец расстроилась. Злость уступила место отчаянью.

Она спустилась на нижний этаж автобуса, взглянула на табличку, запрещающую разговаривать с водителем во время движения, и сказала:

— Простите? Я хотела попасть на Экейша-авеню.

Водитель, оказавшийся огромной женщиной с кожей смуглее, чем у Скарлетт, ответила:

— Вам надо было садиться на 97-й.

— У вас на табличке сказано, что автобус идёт в центр.

— Всё правильно. Но оттуда вам придётся возвращаться обратно, — вздохнула женщина. — Вам сейчас лучше всего сойти, спуститься по холму и подождать на автобусной остановке у здания городского совета. Сядете на 4-й или 58-й — они оба довезут вас почти до самой Экейша-авеню. Сойдёте на остановке у спорткомплекса, и оттуда пешком. Запомнили?

— Значит, 4-й или 58-й.

— Давайте я вас здесь выпущу.

Остановка по требованию случилась на холме, чуть выше стены с тяжёлыми железными воротами. Они были открыты, но ощущение от них было гнетущее, так что заходить туда не хотелось. Скарлетт стояла на ступеньке автобуса, пока женщина-водитель её не окликнула:

— Ну, выходите?

Тогда она вышла на дорогу. Автобус выпустил клуб чёрного дыма и урча укатил прочь.

За стеной ветер шуршал в кронах деревьев.

Скарлетт побрела вниз по холму. «Вот поэтому мне нужен мобильник, — подумала она. Её мать устраивала истерику каждый раз, как Скарлетт задерживалась хотя бы на пять минут, но всё равно отказывалась покупать ей мобильный телефон. — Ну и ладно. Придётся пережить ещё один скандал. Не первый и не последний».

Она поравнялась с открытыми воротами и заглянула внутрь. И вдруг…

— Странно, — сказала она вслух.

Есть такая вещь — дежавю. Это когда тебе кажется, будто ты здесь уже был — может, во сне или в мыслях, и теперь узнаёшь это место. Скарлетт хорошо знала это чувство — ей как-то уже казалось, что учительница второй раз теми же словами рассказывает про свой отпуск, или что кто-то точь-в-точь как раньше уронил одну и ту же ложку. Но это было другое. Сейчас ей не казалось, что она здесь была когда-то раньше. Она знала, что действительно здесь была.

Скарлетт прошла через открытые ворота и очутилась на кладбище.

Своим появлением она спугнула сороку. Птица взмахнула чёрно-белыми с зеленоватым отливом крыльями — и уселась неподалёку, в кроне тисового дерева, откуда уставилась на Скарлетт. «Тут за углом должна быть церковь, а перед ней такая скамейка», — она повернула за угол и действительно увидела церковь, которая, правда, оказалась гораздо меньше, чем в её воспоминаниях. А рядом была зловещего вида каменная готическая постройка со шпилем. Перед ней стояла деревянная скамейка. Скарлетт подошла, села на неё и поболтала ногами, как в детстве.

— Ээ… Извините, — раздался голос из-за спины. — Мне очень неловко вас беспокоить, но не могли бы вы мне помочь? Необходимо подержать тут кое-что, если вас не затруднит, а то мне рук не хватает.

Скарлетт оглянулась и увидела мужчину в бежевом дождевике, сидевшего на корточках перед могильным камнем. Под порывами ветра он с трудом удерживал в руках большой лист бумаги. Она поспешила к нему.

— Подержите, пожалуйста, — сказал мужчина. — Одной рукой тут, другой вот здесь, вот так. Неловкая ситуация, я понимаю. Я безумно вам благодарен.

Рядом с ним стояла жестянка из-под печенья, из которой он достал восковой мелок, похожий на маленькую свечку. Он начал тереть им вверх-вниз по камню лёгкими, привычными движениями.

— Вот и всё, — сказал он и улыбнулся. — Ну-ка, что у нас получилось? Так… какая-то закорючка снизу — видимо, изображение плюща. В викторианскую эпоху повсюду рисовали плющ, потому что это такой глубокий символ и всё такое… Вот. Можно отпустить.

Он встал и провёл пальцами по серым волосам.

— Ох, — произнёс он. — Как хорошо стоять-то. Ноги страшно затекли, как будто в них газировка. Ну, что скажете?

Сам камень был покрыт зеленовато-жёлтым лишайником, и надпись было почти невозможно разглядеть. Зато на листе бумаги всё было чётко:

— "Прихожанка Маджелла Годспид, 1791–1870. Осталась только память", — прочла Скарлетт.

— А теперь и памяти не осталось, — сказал мужчина, несмело улыбнувшись. У него были залысины, и он моргал, глядя на неё сквозь маленькие круглые очки, которые делали его похожим на дружелюбного филина.