Книга колдовства

Enfin, солнце уже поднимается, и иллюминатор в каюте сияет, как жерло атанора на крыше у старого Бру. Грания очистила от нагара свечи, при свете которых я дописывала мою книгу, и готовит постель, где мне предстоит оставить мое нынешнее тело. Моя любимая напоминает, что судовой врач вот-вот придет. Когда это случится, в каюте не должно быть никого, кроме Грании; несколько дней назад она вызвалась ухаживать за больной девочкой, чтобы «облегчить ее уход».

Любовь моя. Моя Грания. Будь благословенна за то, что любишь меня, невзирая на мою бестелесность, и готова любить вечно, кем бы я ни стала — хоть духом, хоть божеством. И хотя никто из нас по доброй воле не согласится на подобную любовь, поверьте мне на слово: это гораздо лучше, чем ее противоположность — утрата. А чтобы я не сомневалась в неизменной любви Грании, есть одна вещь; Грания всегда надевает ее.

Надо объяснить.

Среди обгоревших бревен пакгауза не уцелело ничего стоящего — наше добро вознеслось, когда явились все цвета мира, словно алхимический cauda pavonis, многоцветный хвост павлина, раскрывшийся посреди пламени удивительного пожара, таинственным образом изменявшего сущность вещей, превращая все и вся в нечто иное, необыкновенное. После него остались только гарь и грязный ил. Однако Каликсто — верный и любящий Кэл — до моего первого сошествия дни напролет перелопачивал грязь на месте сгоревшего склада и сумел найти это.

Это было все, что от меня осталось: камень размером с яйцо, яркий, как солнечный свет, само совершенство, тот самый единственный истинный философский камень. Каликсто подарил его Грании Берн. Она вставила его в обрамленную изумрудами оправу, так что получилась брошь с застежкой из золотой филиграни. Грания носит эту вещь всегда и везде — иногда как брошь на неизменно высоком вороте, а иногда как подвеску на золотой цепочке, достаточно длинной, чтобы камень был вровень с ее сердцем.

За дверью слышится плач. Так и есть, пришли родственники усопшей. А вот и судовой врач.

Мне пора вознестись к Этернитас.[270] Но сначала я дождусь… Вот, я наконец получила его — долгожданный поцелуй милой Грании, запечатленный на моей желтушной и совсем окоченевшей руке.

— Тебе пора в небо, моя дорогая, — говорит она. — Прислушивайся к зову моего сердца. Он не заставит ждать, ты же знаешь.

Да, мне и вправду пора. Я улетаю, оставляя последнюю «Книгу теней» Грании Берн. Пусть напишет свое имя сразу под моим, как обладательница камня и хранительница всех моих тайн, правдивый рассказ о которых закончен сегодня, в четвертый день августа тысяча восемьсот сорок седьмого года.

ДА БУДЕШЬ БЛАГОСЛОВЕННА ВОВЕКИ.

Твоя Геркулина

ДА ПОМОГУТ ТЕБЕ НЕБЕСА.

Грания Мэри Берн

Огромное спасибо моему агенту Сюзанне Глюк и моему редактору Саре Дюран, а также их помощникам Эрин Малоун и Джереми Цесарику.

Искренняя благодарность моей семье, без которой…