— зазвучал его мягкий баритон, и Мидес, посмотрев в совершенно счастливое лицо Себастьяна, подумал, что именно с таким выражением пресловутая Прекрасная Дама могла бы следить за двумя рыцарями, бьющимися насмерть за право носить ее имя на щите. Усмехнулся и залпом опрокинул в себя оставшееся на дне кружки вино. Поднялся, бросил на стол пару медяков и, накидывая на плечи плащ, направился к двери.
— донесся напоследок вдохновенный дуэт менестрелей, а затем тяжелая дверь хлопнула, обрубая музыку за спиной Салзара. Черноволосый странник стянул шнуровку плаща и медленно пошел по темному от нависавших этажей переулку, расспрашивая редких прохожих, как найти дом графа Олла.
Глава 2
Мерриан. Салзар Эвольд Мидес
Жилище графа Юлиуша представляло собой удивительное смешение стилей. Бывшее некогда оборонным сооружением — четыре поросшие мхом каменные башенки по углам ограды до сих пор смотрели темными машикулями[9] на город — оно со временем постепенно перестраивалось хозяевами согласно веяниям моды. Ныне покойная матушка графа вела свой род из столичных аристократов и, выйдя замуж, начала переделывать старый замок сообразно собственным вкусам. Вкусы, к слову, у графини были изысканные, и нынешнее поместье могло по праву считаться одной из главных достопримечательностей Мерриана. Увитая плющом и жимолостью изящная ограда — чугунные стрелы и полукружия на каменном цоколе — опоясывала большой двухэтажный дом с украшенным башенками флигелем. Над домом на высоком шпиле поблескивала позолотой застывшая в беге лисица — старинный символ рода Оллов. От ворот вела мощенная булыжником аллея, обсаженная можжевельником и низкорослой туей. Галерея, опоясывающая фасад здания, щеголяла разросшейся розовой бугенвиллией, плотно прильнувшей к темному камню арок.
Изящество, с каким было обустроено поместье, явно отдавало духом пришлых и наводило на мысли об элвилинских корнях его хозяев. Салзар, наслышанный о меценатстве Оллов по отношению к ордалианской церкви, подумал, что благотворительность сия была скорее вынужденной, нежели продиктованной порывами души.
Когда гость толкнул литую, горячую от солнца калитку, из каменной сторожки появился худощавый огненно-рыжий привратник. Зевнул, стряхивая рассыпанные по коричневой гербовой накидке хлебные крошки, и строго поинтересовался:
— Чего желаете, любезный?
Вгляделся в лицо Мидеса и выразительно поиграл дубинкой, ременной петлей прилаженной к запястью.
Гость не торопясь достал из-за пазухи письмо и протянул привратнику. Тот увидел оттиск графского герба на сломанной печати, и чело его разгладилось. Развернул пергамент и начал читать про себя, смешно шевеля по-детски пухлыми губами.
— Дома граф, — наконец оповестил рыжий. — Никуда с самого утра не выезжали, ибо в настроении пребывают мрачном. Настолько мрачном, что даже графиня, уж какая ни была усталая после паломничества, и та предпочла в город уехать. Так что я вас предупредил.
Привратник поклонился и удалился обратно в сторожку, не иначе, продолжить прерванную трапезу.
Мидес не спеша двинулся по аллее, наслаждаясь запахом хвои и щурясь от солнца, золотой рыбой плывущего над верхушками можжевельника.
Ему почему-то вспомнилась другая аллея, где закатные лучи, проникая сквозь плотную тисовую хвою, рассыпались красной мозаикой на лицах всадников. От низин поднимались клочья вечернего тумана, а сырой воздух пах торфом и мокрым мхом. Всадников было четверо, и Мидесу тогда казалось, что жизнь обязательно будет правильной и справедливой. Что дружба и любовь — это стойкие тисы, нерушимыми башнями охраняющие их путь. Старательно загнанное в самый дальний уголок памяти щемящее чувство серым комом шевельнулось в груди, и Салзар раздраженно дернул плечом.
Одиночество? А, может быть, свобода?
Упрямо вскинул голову и, ускорив шаг, горько ухмыльнулся. О свободе, похоже, скоро придется позабыть, учитывая, зачем он заявился в Мерриан.
Дверной колокольчик отозвался мелодичным звоном. Массивная дубовая дверь отворилась, и Мидес вступил в прохладный затемненный холл. Ожидая увидеть перед собой степенного дворецкого, по всем канонам прилагающегося к изысканному поместью, Салзар даже вздрогнул, наткнувшись на толстуху средних лет. Та же вскинула руки к потолку и, потрясая кистями, яростно выдохнула: «Ха!»
Потом смерила гостя цепким взглядом черных глазок над яблочно-розовыми щеками, поправила чепчик и грудным голосом осведомилась: