Книга Корешей

Надо бы вам сообщить, что в большинстве тюрем мира лезвия и одноразовые станки считаются смертоносным оружием. От одной мысли о потери станка менты хватаются за сердце. Интересно, что в лагерях станки находятся в свободном употреблении, но не в тюрьме. Здесь в Шардоне некоторые смены даже спрашивают вперед — кто будет бриться, им надо знать ко времени раздачи станков —это обычно в отбой, чтобы пользованные собрать к 12 ночи.

Обычно к отбою менты успевают напечатать трудные эмигрантские фамилии на принтере и приклеить скотчем, сделав станки именными. Но ни эта смена. Эти ленивые животные просто раздадут под счет. Итак притомились от шмона.

- Просто смоем в унитаз все станки нахер!

- Заманчиво, Андрюха, но это не то, что я хочу. Надо заставить свиней повторить шмон. Пусть ищут свою трюфели. А солнце уже село, на баскете прохладно- подышим перед сном.

- Пусть рылом землю роют

- Я сброшу свой станок — включился Че Гевара с Аравийского полуострова

- В аккурате, чтобы с камер не проследили — оторви режущую часть, а ментам сдай одну ручку.

- Ну, вздрогнули, компаньеррос — мы допили остатки хуча.

Вздрогнули не мы, а менты. Станки и ложки после употребления всегда сдают под счет. Иначе менты начинают лютовать — устраивают показательно-карательный шмон и отметают что не попадя — больше переворачивают вверх дном, чем ищут. Сегодня они в проигрыше — нам уже нечего терять на шмоне. Поэтому и трясли недолго — минут пятнадцать от силы. Просто побросали все на пол и вернули разгоряченный неожиданной прогулкой барак на места, пригрозив проанализировать видео и «преступник получит пожизненный карцер»

Революционная ситуация на мой неопытный взгляд вполне созрела. Пришло время спича — я вскарабкался на разделительный заборчик между кроватями и столовой.

- Фак пилигримз — начал я — Фак конститушн, фак демокраси, фак элекшн, фак грин кардз, фак айс, ФАК ТРАМП! - последние слова были кодовые, толпа готовно выдохнула в ответ : «ФААК ТРАМП»

Мне оставалось только скандировать эту речевку снова и снова. В толпе мне четко вторили подпольщики — не давая сигналу ослабнуть.

По громкоговорящей сержант Бэтчелор призвала к порядку:

- Немедленно прекратить! Всем спать! Слазь с забора — гвологовоало — она попыталась произнести мою фамилию, но плюнула. Я продолжал скандировать мантру, хотя с забора на всякий случай спрыгнул.

Менты врубили в бараке полное освещение -хотя дело было после отбоя. Бэтчелор продолжала вещать:

- Все кто немедленно не вернуться на свою шконку…

- Будут расстреляны — перебил ее я к всеобщему гоготу. Я знал что она меня слышит и, возможно, тоже оценит юмор.

Я вернулся на шконарь и продолжал митинг оттуда:

-Друзья мои! Объявляю следующие сутки днем свободы и независимости. Следующие 24 часа все говорят только на родных языках. Какого хера ломать язык, если нас все равно всех выпрут? Пусть переводчиков нанимают, пидоры.

«Фак инглиш! Фак инглиш! Ффак Америка» - радостно подхватила толпа. Бернард выбился из сценария:

- Постой, постой — а как если инглиш и есть мой родной язык?

- Тогда — ответил я ко всеобщей радости — Фак ю, ту!

«Немедленно вернись на свою на кровать и заткнись» - шипела с потолка сержант Бэтчелор. Общение через интерком навевало ощущение, что мы говорим с инопланетянами — обращаясь к небесам. Я глянул в потолок и громко сказал по-русски, чтобы не нарушать собственные правила:

- Завали-ка грёбало, тупая п-и-и-зда! Не понимаю больше по-марсиански.

Бэтчелор будто только этого и ждала:

-Пэк ё щщщит! - со зловещей радостью, как контрольный выстрел.

Начал собирать свое барахло - книг не было, одежды — комплект, матрас, одеяло и рукопись.

- Анмарка, братишка, давай-ка сбацай мне на посошек Азан на арабском — же земляк пророка, как никак!

- Алах-акбар — Аллаааху — акбар! - красиво запел Кумосани

- Ю! Ю ту! Шат ап эн пэк ё щит!

Анмар запел еще громче. В дверях появились менты. Они ласково манили нас пальцами. Я пошел к дверям с матрасом под мышкой. У выхода бросил всё барахло на пол и поклонился Мейфлауэру в пояс. И вдруг понял, что это вовсе уже не Мэйфлауэр. В очко и пилигримов и статую свободы. Это же моё Гуляй-поле, а я — Нестор Махно!

Только когда плывешь против течения,

понимаешь чего стоит свободное мнение.

Барак удивленно на меня глянул, замер и уловив поэзию одобрительно затих

Чай, папиросы, ответы на вопросы,

Допросы, опять допросы,

Мой приемник - односторонняя связь,

Тире и точки - арабская вязь.

Я не могу сказать, но я слышу.

Я видел как крыса становится мышью.

Это то что не стереть как сильно не три,

Свобода - это то что у меня внутри.