Одни из больших ворот находились поблизости, и она шагнула в них. Двор внутри был вымощен камнями и испещрен голубиными каплями: несколько подозреваемых сидели на миртовом дереве и заворковали при ее появлении. Со двора крытые переходы уводили в лабиринт зданий. Риск не умерил ее своенравия, и потому она выбрала один, выглядевший менее опасным, и последовала им. Переход увел ее от солнца и проводил через благоухающий коридор, уставленный простыми скамьями, в замкнутое пространство поменьше. Здесь солнце падало на одну из стен, в нише которой стояла статуя Девы Марии, – ее широкоизвестный сын, воздев пальцы в благословении, громоздился у нее на руках. И теперь, при взгляде на эту статую, кусочки тайны выстроились в определенном порядке: уединенное местоположение, тишина, простота дворов и переходов. Явно религиозное заведение.
Она была безбожницей с ранней юности и редко переступала порог церкви на протяжении двадцати пяти лет. Теперь, в сорок один год, ее уже не переделать, и потому она ощущала себя здесь вдвойне человеком, вторгшимся в чужие владения. И все-таки она не искала святилища, так ведь, а только направление? Она сможет спросить и уйти.
Когда она продвинулась к освещенному солнцем камню, то ощутила странное чувство неловкости, которое объяснила тем, что за ней наблюдают. Это была ее врожденная восприимчивость, которую совместная жизнь с Рональдом усложнила до шестого чувства. Его нелепая ревность, три месяца назад прикончившая их брак, довела его до шпионажа такого класса, что позавидовали бы службы Уайтхолла или Вашингтона. Теперь Ванесса чувствовала, что она не одна, а за ней смотрят несколько пар глаз. Хотя она украдкой взглянула на узкие окна, выходящие во двор, и, казалось, заметила движение в одном из них, однако никто не предпринял даже попытки окликнуть ее. Возможно, предписание сохранять тишину, а то и данный обет молчания, соблюдаются так неукоснительно, что ей придется объясняться на языке жестов. Что ж, если и так.
Где-то за собой она услышала шорох бегущих ног, нескольких пар, спешащих к ней. И – с дальнего конца прохода – клацанье закрывающихся железных дверей. Почему-то сердце ее оборвалось, а кровь побежала быстрее и бросилась ей в лицо. Ослабевшие ноги снова стали дрожать.
Она повернулась, чтобы рассмотреть источник этих упорных шагов, и когда сделала это, уловила, как каменная голова Девы чуть-чуть сдвинулась. Ее голубые глаза следили за Ванессой через двор и теперь, без всякой ошибки, были направлены в ее спину. Ванесса стояла тихо, как неживая. Лучше не бежать, думала она, с Нашей Госпожой за спиной. Ничего хорошего не будет, если понесешься куда бы то ни было, потому что даже сейчас три монашки в развевающихся одеяниях появились из тени крытой аркады. Только их бороды и блестящие автоматические винтовки, что они несли, развеивали иллюзию того, что они Христовы невесты. Ванесса могла бы посмеяться такому несоответствию, но они наставили оружие прямо ей в сердце.
Не было ни слова объяснений, но в месте, что давало приют вооруженным мужчинам, обряженным как монашки, представление о добротных доводах было, без сомнения, столь же редкостно, как пернатые лягушки.
Она была препровождена со двора тремя святыми сестрами, которые обращались с ней так, будто она только что сравняла с землей Ватикан, – ее без промедления обыскали с головы до ног. Она приняла это посягательство без каких-либо возражений. Они ни на мгновение не спускали ее с мушки, и в подобных обстоятельствах повиновение казалось самым разумным. Обыск завершился, один из них пригласил ее переодеться, и ее проводили в небольшую комнату, где заперли. Немного погодя одна из монашек принесла бутылку вкусного греческого вина и, чтобы довершить этот перечень несообразностей, большую пиццу, лучшую из тех, что она пробовала где бы то ни было, начиная от Чикаго. Алиса, затерянная в Стране Чудес, не подумала бы, что может быть страннее.
– Тут могла быть ошибка, – заключил после нескольких часов допроса человек с нафабренными усами. Она с облегчением обнаружила, что у него нет намерения сойти за Аббатису, несмотря на наряд его гарнизона. Его кабинет – если являлся таковым – содержал мало мебели, единственным украшением был человеческий череп с потерянной нижней челюстью, который стоял на столе и пусто пялился на нее. Человек был одет куда лучше: галстук-бабочка безупречно завязан, на брюках сохранялась смертоносная складка. Под его размеренным английским произношением Ванесса, казалось, распознала скрытый акцент. Французский? Немецкий? И только когда человек угостил ее шоколадом со своего стола, она решила, что он швед. Он назвался мистером Клейном.
– Ошибка? – сказала она. – Вы чертовски правы, это ошибка!
– Мы нашли вашу машину. Также мы поинтересовались вашим отелем. Таким образом, рассказ ваш подтверждается.
– Я не лгунья, – сказала она.