— Я планировала долгую игровую кампанию. — Как бы между делом начала Алевтина. — Минимум на десяток игр, но у нас внезапно человек выпал. — Со вздохом призналась она. — Есть желание присоединиться на постоянной основе? Мы по вторникам и субботам собираемся, по вечерам.
— Конечно. — Обрадовано закивал Дэн. — С огромным удовольствием!
— Тогда, — ты знаешь мои правила. — Улыбнулась она, кажется смущаясь ещё сильнее. — С тебя торжественная клятва.
— Клянусь. — Заявил Дэн, прижимая руку к груди, стараясь подавить смех и проявить всю доступную ему торжественность.
— Нет, нет. — Рассмеявшись покачала головой Алевтина. — Так не пойдёт, надо сказать в чем клянёшься, — чтобы самому осознавать.
— Ну, хорошо. — Улыбнулся в ответ Дэн, любуясь смеющейся Алевтиной. — Но, вот только без обид, потому что я искренне не помню, какие именно там были слова.
— Ничего, я подскажу. Давай, повторяй за мной. — Предложила она, и принялась медленно говорить, а Дэн стал повторять за ней:
— Я добровольно принимаю твою волю, соглашаюсь прийти в твой мир, и осознанно принимаю любые последствия, связанные с этим.
Получилось как-то коротко и совсем не торжественно:
— Всё? — Осторожно поинтересовался Денис. — Или ещё что-то?
— Мне этого, — совершенно достаточно. — Заулыбалась Алевтина, но Дэну показалось что взгляд её карих глаз потемнел, тяжелея, словно внутри неё бушевал плохо сдерживаемый гнев. — Но, если ты хочешь можешь пообещать что-нибудь ещё.
— Ну и отлично. — С облегчением вздохнул Денис, пытаясь понять: показалось? Не показалось?
— В следующий раз получается в четверг? Собираемся в это же время?
Алевтина уже собиралась ответить, как вдруг её перебил громогласный голос тоже вышедшего в коридор Макса:
— Что это вы тут в вдвоём секретничаете? — С хитрым прищуром поинтересовался он.
— Я приносил торжественную клятву не устраивать драм. — Не без улыбки признался Денис.
— То есть он принят?! — Обрадовался Макс.
Алевтина ему что-то ответила, но Денис уже не мог разобрать слов, ему очень быстро становилось плохо: стремительно темнело в глазах, голова начала кружится. Он рефлекторно схватился рукой за стену, просто что бы не упасть:
— «Отравился?» — Он не мог понять, что с ним происходит, травиться вроде было нечем, весь вечер он пробавлялся чипсами с газировкой, — то ещё «полезное питание», но отравится им сложновато.
— «Разве что в чипсах или газировке что-то было…»- Успела промелькнуть мысль, но тут в глазах совсем померкло, — мир закачался, а его накрыло тьмой.
Денис откуда-то помнил, что зрение отключается в последнюю очередь перед тем, как отрубится сознание, а значит дело было совсем плохо:
— Вызовите скорую, мне плохо. — Попытался сказать он, но в пустую, — слов было не слышно, то ли слух отказал, то ли язык уже не слушался.
А ещё ему действительно было плохо, и это плохо стремительно усиливалось. Не то что бы где-то что-то болело, просто было «вообще плохо», везде, и становилось хуже. Денис был в сознании, но ничего не видел, и даже тело своё толком не ощущал, только тьма и мука.
— «Мука?». — Несмотря на своё состояние, Денис сам удивился, всплывшему в голове столь старозаветному слову, но подходило идеально. — «Самые настоящие мучения».
Дэн не знал, сколько он провёл времени в этих мучениях, когда ты ничего не видишь и тебе настолько плохо, — учёт времени даётся с трудом. Иногда он думал, что прошло всего несколько минут, ну может десятков минут, и скоро прибудет неотложка, сделают ему укол с обезболивающим, ну или что там положено делать в таких ситуациях, и это всё прекратиться. Но чем дольше длилась эта мука, тем сильнее росло чувство, что с каждым мгновением в этой мучительной тьме сама его суть теряет что-то очень важное, ценное, что давно стало неотъемлемой частью, и всё чаще казалось, что муки длятся уже вечность, а в голову лезла мысль: «может я на самом деле умер, и это просто такой ад?».
Мучения прекратились так же резко, как и начались, в какой-то момент Денис ощутил себя просто висящим в безбрежной тьме, с жутковатым чувством что к нему приближается что-то огромное:
— ТАК ПРОСТО? — Чья-то нестерпимо громкая мысль заставила затрепетать всё существо Дениса, будто он был крохотным паучком на оторвавшейся паутинке во время шторма. И мысль эта была чужая и полная разочарования. — СПУСТЯ СТОЛЬКО ЛЕТ, И ТАКОЙ ЖАЛКИЙ ФИНАЛ?
Денис чувствовал, что рядом с ним находится что-то гигантское, словно гора, и эта гора пристально оценивала его словно пойманную мошку.
— ДАЖЕ У ПОДОБНЫХ ТЕБЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ШАНС. — Прогремела чужая мысль.
Он был измерен, взвешен, но заключение о его лёгкости, кажется, откладывалось.
Стало вдруг очень больно смотреть, глаза резал ослепительно белый свет:
— «Глаза! Я могу смотреть! У меня снова есть глаза!». — Обрадовался Дэн, — к нему возвращалось зрение, он уже мог различить белый потолок и пол…
— «Белые потолки, пол? Получается всё-таки больница».