Коса в руках моей дочери превратилась в размытый полукруг исчерченной золотом темноты, порхающей вокруг нее, как стая бабочек. Стремительность, с которой она полосовала ускользающее размазанное желто-оранжевое пятно, посрамила бы не только ястреба, но даже богомола. Я едва мог выхватить отдельные моменты схватки, тонувшей в мелькании сталкивающихся с сухим треском косы и зонтика. Проклятая тряпочная хреновина оказалась на удивление прочной. Суок пыталась достать Канарию лезвием и ногами, одновременно увертываясь от резких уколов зонта в ее руках. Стиль боя той нельзя было назвать даже фехтованием — никаких позиций или хитровывернутых выпадов, просто зонт, казавшийся продолжением ее руки, разил, как кобра, из самых невероятных положений, в которых, будто на стробоскопической съемке, иногда удавалось выхватить ее тело, оставлявшее за собой в воздухе странный след, похожий на серию мгновенных голографических вспышек.
Вжавшись спиной в стену, я выполнял свою часть работы, то есть изо всех сил старался не попасть под шальной удар. О том, чтобы поддержать янтарем Суок, не было и речи — на таких скоростях это было невероятно опасно, с моим везением я наверняка угодил бы в нее. Мне оставалось только по мере сил контролировать ситуацию — именно что «по мере сил». То есть вообще никак.
Хотя… Нет, кое-что я все же мог. Но время для этого еще не пришло.
Сверху дождем сыпались зеленые и золотые искры: Бэрри-Белл и Пиччикато выясняли отношения на всю катушку. Мой маленький помощник старался на славу, не подпуская к Канарии ее хранителя. Прекрасно. Перевес по-прежнему был на нашей стороне: без своего духа Вторая не могла призвать скрипку, Суок же не нуждалась ни в чьей помощи.
Прозевав удар древком косы по лбу, Канария отскочила за стул и вдруг, ухватив его за ножку, молниеносным движением швырнула в меня. Я инстинктивно вскинул руки, раздался треск: вспыхнувшая на миг передо мной выпуклая стенка цвета ядовитого меда приняла на себя удар. Отдачи при этом не было. Ого! Я и не знал, что так могу! Белая Карта вновь удивила меня. Чего еще я о ней не знаю, интересно? В следующее мгновение Суок с яростным криком ударила нашу противницу плечом в грудь. Драка возобновилась. Комната уже напоминала дзот после попадания фугасного снаряда. Я откровенно наслаждался происходящим.
Но вскоре мне стало ясно, что спектакль пора кончать. Канария оказалась неожиданно крепким орешком: даже без медиума, она смогла противостоять моей дочери почти на равных, хотя и постоянно пятилась, увертываясь от всполохов черной стали. За окном уже темнело, скоро с работы придет Ми-тян. Что будет тогда? Сказать было нельзя. И я привел в действие резерв.
Проведя рукой по своему кольцу, я открыл канал. В висках сразу чуть загудело, безымянный палец слегка задрожал — определенно надо бросать курить. Спина Суок вздрогнула. Отпрыгнув, она быстро взглянула на свое кольцо, потом на меня. Я послал ее обратно в бой не слишком ласковым взглядом. От сердца к пальцу по нитям нервов медленно шли кольца холода.
Вот, значит, каково оно — быть медиумом?
— Отец, что ты делаешь?
— Не отвлекайся, дожми ее!
И все же мы опоздали…
Когда Суок вновь оказалась возле Канарии, та уже, взвившись в воздух, довершала размах. Ее зонт с силой ударил по Бэрри-Беллу, опутавшему своего яростно трепыхавшегося противника сетью сверкающих желтых искр. Золотая оса, издав тихий звон, шарахнулась в сторону, сеть распалась, освободившийся Пиччикато бирюзовым смерчем завертелся вокруг зонта. Хлопок. Тихий шелест шелка. Негромкий мелодичный звук.
Уложив скрипку на плечо, Вторая, зависшая в воздухе, строго взглянула на нас и взмахнула смычком.
— Уходите немедленно, и останетесь живы.
Вместо ответа я метнул струю янтаря — благо они наконец-то разделились. Черно-оранжевый поток ударил прямо в выставленный вперед смычок, меня вдавило в стену. Я выбрасывал вещество, не переставая, одновременно посылая энергию Суок черех кольцо. Дьявол забодай! Я видел изумление на лице нашей врагини. Сжимая в подрагивающей от усилия руке смычок, она резала волосом янтарь, рассекая его перед собой на два расходящихся веером луча. Мелкая стерва.
— Ну же, дочь!
— Хорошо!
Суок ударила снизу, сбив Вторую с линии моей атаки и впечатав в потолок. Я сразу прервал поток и сосредоточился на кольце. По комнате снова закружились два смерча, черный и желтый. Бэрри-Белл, несмотря на мои вопли, все еще офонарело кружился под потолком: видно, никак не мог очухаться. Ладно, попробуем без него…
И тут Канария, сделав обратное сальто, провела смычком по струнам.
Я умер и родился вновь.
Такими словами можно очень приблизительно описать — нет, не мои чувства, но впечатление, разразившееся в скрутившемся тугими спиралями пространстве. Попробуйте органично слить воедино три несочетаемые в принципе мелодии, — Moondance, «Зиму» Вивальди и Battle of Rose, — добавьте нечто, не существовавшее прежде, вплетите во все это настроение Желязны и Мураками… Нет, вам это все равно не удастся. Лучше даже и не пробуйте.