Книга Легиона

— Я хочу, чтобы вы кое-что себе уяснили. Нам важно, более того, необходимо подавление всех без исключения импульсов. Разумеется, после перехода от экспериментальной стадии нашего сотрудничества к практической. Иначе вся эта затея лишена смысла. Один пропущенный сигнал — и вся работа насмарку. Вы отдаете себе отчет, что берете на себя серьезную ответственность? Если вы поколдуете с вашими… э… приборами и скажете, что ничего не выходит, мы с вами разойдемся полюбовно. Но если вы возьметесь за работу, ответственность будет нешутейной. Где хорошая оплата труда, там и ответственность — ваш жизненный опыт должен вам помочь это понять.

— Вы мне что, угрожаете?

— Никоим образом. При любом трудовом соглашении первым делом оговаривается ответственность сторон. Разве вам не знакома эта практика?

Фугас грузно поднялся и проследовал в дальний угол лаборатории, где долго сопел и сдувал пыль с листиков каких-то растений, словно советуясь с ними.

— Ладно, — заявил он, вернувшись к столу, — я вынужден принять ваши условия. Хотя с моей стороны это — чистая благотворительность.

Усвоив, что денег даром платить не будут, Фугас рьяно взялся за дело. Переместиться в «зону» он отказался, ссылаясь на то, что его «приборы» обладают достаточной чувствительностью, а в непривычном месте могут отказаться работать. С ним спорить не стали: его лаборатория размещалась на Арсенальной улице, и расстояние по прямой до «зоны» составляло около километра. Он теперь круглые сутки проводил среди растений и спал непосредственно под ними на раскладушке. Платон ежедневно завозил ему еду и выпивку, благодаря чему Фугас постепенно стал проникаться симпатией к работодателям. Свои установки, помимо сигнальных лампочек, он снабдил электрическими звонками, которые будили его в любое время дня и ночи. Отлучался он крайне редко и ненадолго, неохотно доверяя свою вахту Платону.

Через шесть дней Фугас вручил Платону двойной лист из школьной тетради «в клеточку», аккуратно разграфленный карандашом по линейке. Над столбцами размещались надписи: № п/п, дата, часы, минуты, секунды, №№ приборов, интенсивность сигнала. Около последнего заголовка имелся значок сноски, и внизу листа круглым бисерным почерком было выведено: «Интенсивность указана в процентах от максимума шкалы соответствующего прибора». Всего в списке было сорок восемь номеров, то есть растения зафиксировали именно столько внушающих им тревогу импульсов биополя.

— Это пока еще пристрелка, — с важностью доложил Фугас, — а вы теперь должны мне сказать, какие из этих сигналов представляют для вас интерес.

— Хорошо, — Платон непроизвольно заговорил тоже многозначительным тоном, — мы проведем анализ и сообщим результат завтра.

«Анализ» заключался в сопоставлении времени единственного самоубийства, происшедшего за последнюю неделю, с часами и минутами, указанными в списке раздражающе аккуратным почерком Фугаса. Один сигнал подошел по времени, и его сочли идентифицированным, хотя момент самоубийства был известен с точностью всего лишь до десяти — пятнадцати минут.

Фугас с удовлетворенным видом обвел красным фломастером число «девятнадцать» в столбце «№ п/п»:

— Превосходно, превосходно. Будем корректировать. — К величайшему удивлению Платона, он замурлыкал песенку, демонстрируя такое полное отсутствие слуха, что уловить мелодию было невозможно.

Прошло еще десять дней, и Марго с Платоном получили еще один, столь же педантично оформленный список. На этот раз он содержал девять номеров, из которых два соответствовали происшедшим самоубийствам.

— Как видите, кольцо сужается, — напыжился самодовольно Фугас. — И не нужно ни магов, ни телепатов.

— Да, прогресс налицо, — согласился Платон, и Марго тоже кивнула. — Насколько я понимаю, вам удается постепенно выделить группу растений, реагирующих исключительно на нужные импульсы?

— Ха, вы мыслите в верном направлении. Но это только полдела. Окончательный ключ к опознаванию сигнала будет состоять из перечня приборов, реагирующих на него, с указанием степени реакции, и перечня приборов, не реагирующих. Надеюсь вы поняли? Отсутствие реакции такой же значимый признак, как и сама реакция. Вот, например, я уже установил, что водоросли не откликаются на то, что вы ищете… Так что злодейство вашего Легиона исключительно сухопутное. — Частым и энергичным покашливанием он изобразил активное веселье.

— Что?! Что вы сказали?

— Ничего особенного. А в чем дело?.. Я отметил чисто сухопутный характер искомого злодейства. — Фугас снова закашлял, сочтя свою остроту достойной того, чтобы посмеяться ей дважды.

— Простите, но мне, как говорится, послышалось престранное слово…

— Какое слово? Я ничего такого не говорил. Странными словами, с вашего позволения, я не пользуюсь.

— Но мне показалось, вы произнесли не то «легион», не то что-то похожее.

— Легион?.. Да, действительно… Очень странно. Ни с того, ни с сего, само на язык навернулось… Так сказать, шутка подсознания. — Фугас коротко засмеялся, то есть кашлянул два раза подряд.

— Гм… будем считать шуткой подсознания, — с сомнением пробормотал Платон.