Книга Легиона

У спецразума же были свои внутренние проблемы. Девять его олигархов, поочередно занимающих на советах председательское кресло и управляющих автономным надчеловеческим интеллектом, в отличие от Легиона, с биологической точки зрения были обыкновенными людьми. Они, наравне с Легионом, вершили судьбы мира, проникали в сознание и подсознание людей, составляющих минимальные ячейки возглавляемого ими сверхмозга, но, привыкнув называть их элементарными особями, сами в такой же мере, как и они, были подвержены естественным процессам старения, смерти и всем прочим низменным свойствам, обусловленным человеческой физиологией. Все они воспринимали это как трагическое противоречие и, зная уязвимые места Легиона, считали его дар случайным, а волю — слабой, недостаточно целеустремленной и отягощенной вредными предрассудками, перенесенными на сверхчеловеческий уровень из примитивного прошлого. Каждый из них был готов его заменить, и достигнутые ими знания и степень развития их автономной науки, в принципе, позволяли произвести перестановку, в результате которой место Легиона Первого занял бы Легион Второй. Но их было девять, и допустить между собой конкуренцию — означало бы для них гибель. Выход был только один: превратить самих себя в пантеон. Легиону Второму предстояло быть олигархическим, а к такой, коллективной трансформации они чисто технологически были пока не готовы. Все усилия их исследовательского центра были направлены сейчас на это. Промежуточные результаты мозгового штурма были вполне обнадеживающими, и спецразум исподтишка, не бросая открытого вызова, начал превентивную подготовку к ниспровержению Легиона. Она состояла в последовательной дискредитации самого Легиона и общей дестабилизации его гигантской империи мысли, с тем чтобы после ее крушения новые благодетели восстановили Разум и Закон в человеческой популяции.

Кровавые жертвоприношения продолжались в прежнем ритме, раз в неделю, но если сначала они обставлялись так, что подопытный бесследно исчезал в результате планового эксперимента, и это не вызывало в элементарных умах ни паники, ни возмущения, то теперь спецразум действовал неуклюже, оставляя трупы энергетических доноров для всеобщего обозрения. Механизмы наведения порядка человеческой популяции рано или поздно должны были идентифицировать их как жертвы преступлений и заняться их расследованием. Когда это случилось, нашлись люди, которые по долгу службы закономерно пришли к выводу о существовании Легиона и его ответственности за преступления. Имя Легиона стало появляться в средствах массовой информации в негативном контексте. Легиону же удавалось все реже блокировать распространение таких сведений, поскольку спецразум этому распространению всячески потворствовал. Вероятность успешной легализации Легиона в качестве божества стала резко снижаться. Докопавшись до истинной роли спецразума в этих событиях, Легион уже не мог ничего предпринять, ибо его сверхорганизм стал неустойчивым и нуждался в постоянной подпитке энергией «гаахх» — уничтожение спецразума для него было равносильно самоликвидации. Некоторые элементарные умы с помощью примитивной аппаратуры научились нейтрализовывать импульсы спецразума, предписывающие самоубийства и инициирующие высвобождение «гаахх», что представляло угрозу не только для Легиона, но и для самого спецразума. Последний стал подавлять эти приборы нарочито грубыми методами, приводившими к массовой гибели элементарных особей, всеобщей панике и беспорядкам. Слово «Легион» превратилось в символ зла, в церквях ему провозгласили «анафему». Социальный функцио-разум Легиона пришел к выводу, что теперь легализоваться в элементарных умах он может только при непрерывном мощном излучении «гаахх» и только в качестве злого духа, кровожадного демона.

Легиону, на уровнях всех его субразумов, стало ясно, что он обречен, и он принял решение об уничтожении спецразума. Он совершил точечную инвазию в сознание командира военно-транспортного самолета с грузом боеприпасов на борту, приостановил мозговую деятельность остальных членов экипажа и взял курс на главную резиденцию спецразума, а затем ввел машину в пике. Последними ощущениями Легиона, как и командира корабля, были чудовищный, непереносимый рев двигателей, сильная вибрация кресла и аварийное хлопотание сигнальных лампочек на приборах щита управления.