— Аркадий Андреевич! Вы бы сперва сами прочитали, а потом хаяли! — Алиска знала, что вежливость на пьяного Шемета не действует, а громкую команду он выполняет.
— А чего читать? Через полгода никто про этого Уфимова не вспомнит. Прочтут люди, которые таки знают физику, и наведут порядок.
Обороняясь, он пожелал питерскому затейнику своей собственной судьбы. И не возразишь, подумала Алиска, если ментальный импульс можно было доказать экспериментально, то на каком синхрофазотроне докажешь этот самый сверхвысокий вакуум?
— А что, Нобелевская премия — это аргумент? — спросила она.
— Пусть сперва получит! — Тут сквозь слой алкоголя, который уже явственно всплескивал в ушах у Шемета, что-то все же пробилось к рассудку. — Его что, выдвинули на соискание?
— Ну да, ну да! Если он докажет существование среды, в которой возможно возникновение астроменталов, то можно будет продолжить опыты, только совсем иначе!
Шемет уставился на Алиску и сделал еще один глоток. Алиска с ужасом подумала, что он нашел самое верное средство обороны — допьет до конца и вырубится, и самым надежным образом уйдет от разговора.
Но именно сейчас — она это чувствовала! — можно было пробиться сквозь стенку, которую он выстроил между собой и собой, между Шеметом — светилом института и Шеметом — старым алкоголиком.
Алиска вскочила, выхватила у него бутылку и выплеснула остатки в раковину. Шемет шарахнулся — он еще не видел девушку в такой ярости. Ее лицо странным образом исказилось, губы вытянулись, верхняя даже вздернулась, и на левой щеке нарисовалась вертикальная тень — внезапно, словно мазнули черной краской.
— Ну вот, там еще на два булька было… — растерянно сказал он. — Иди ты со своим Уфимовым сама знаешь куда… Ни ты, ни я ни хрена не смыслим в ядерной физике… И вообще никто ничего ни в чем не смыслит… просто бывают вещи необъяснимые, и все, и точка… И не хочу я больше ничего объяснять…
— А если я знаю, почему опыты оказались неудачными? Они другими просто не могли быть! — Алиску понесло, и она ощутила настоящую радость полета. — Добровольцы честно тужились и получали деньги за каждый академический час, а это же чушь собачья! Чтобы испускать ментальный импульс, в первую очередь нужна сильная эмоция, понимаете? А откуда у них эмоции, если им за академический час платят?
— Послушай, не звезди… Сходи лучше, возьми бутылек… — тихо попросил Шемет.
— В другой раз! Вы что, действительно не понимаете, что значит статья Уфимова? Это ведь — пять процентов на поверхности! Для дураков, которые читают такие журналы! А девяносто пять — настоящая научная база! Для профессионалов!
— Ага — для тебя…
— Эти опыты нельзя было проводить на белых мышках! — Алиска треснула кулаком по столу. — Для них нужно стихийное бедствие, пожар, наводнение, я не знаю что! Почему у Калиостро получилось, а у Шемета не получилось? Потому что Калиостро сделал ставку на эмоции! Когда его Екатерина выперла из Петербурга, он сказал, что уедет сразу через семь застав! И его ждали сразу на семи заставах! Он сконцентрировал сильный импульс в узком пространстве — и это уже было измененное пространство, как у Уфимова! Его увидели на семи заставах, потому что люди безумно хотели его увидеть! Вот! А чего хотели добровольцы?! Получить за два академических часа и свалить поскорее!
— Так что — мне их на сковородке поджаривать?! — вдруг заорал Шемет и тоже грохнул кулаком по столу. — Есть же еще и этика!
— Да! Есть! И должен прийти человек, который назовет вещи своими именами! Вранье — враньем и предательство — предательством! Вот тогда и будет этика!
— И что же это за человек?!
Наверно, Шемет ждал новой порции отвлеченных рассуждений и гуманно дал собеседнице время выстроить несколько фраз, насыщенных полемическим задором.
— Это — я… — негромко произнесла Алиска. — Посмотрите на меня, Аркадий Андреевич, только внимательно… Смотрите… Это — я… Вы даже не представляете, сколько во мне сейчас силы!.. Вы просто не знаете, сколько силы в ожидании… Я разбудила ожидание, понимаете? Сто человек изо всех сил ждут… ну, как же вам это объяснить?
— Тебя — ждут? — Он не поверил и правильно сделал.
Если бы поверил или притворился, что поверил, — Алиска
опять заговорила бы, и все кончилось бы сползающим в тупое и взаимное непонимание спором.
Но она сжала кулачки и разом ударила ими о столешницу. Откуда она знала, что необходим удар, что требуется мгновенное напряжение всего тела? Особенно — рта, губ, до боли в челюстях? И голову запрокинуть? Таким убедительным движением вскинуть подбородок, что и Шемет невольно сделал то же самое?
Они увидели синюю темноту, увидели тусклые проблески, висящие неровными рядами, увидели смуглое узкое лицо и грязную повязку, что захватывала подбородок и щеку. По краю холщовой полосы шла кайма засохшей крови. Прихваченные повязкой жесткие черные волосы топорщились, как ежиные иголки.
Этот невысокий худощавый воин в кожаной броне положил обе руки на незримую рукоять меча. Чуть поворачивая голову, воин искал источник звука. И чем вернее определялось направление, тем сильнее сжимались пальцы.