Книга масок

Елена

(лаборатория Фауста в Виттенберге).Разрушена веков томящая преграда,
Я, сердце опьянив божественной судьбой,
Покинула Гадес и гробовой покой,
Где пьется сладостно забвения отрада.

Осталась грудь моя такою же тугой,

Я сильною стою, когда отваги надо,
Вдовой и девою гордилась мной Эллада,
Когда звучал набат и загорался бой.

Ведь лоно Матерей, о, Фауст, мне знакомо,

Но я пришла к тебе, химерою влекома,
Из бледных пажитей, где боги тихо спят.

Твоей любви несу, воспетая Гомером,

И шею, что века во век не потемнят,
И голос, что привык к пророческим размерам.

Написав этот сонет и «Vitraux»[43], поэмы, которым мистицизм с оттенком презрительности придал особую остроту, и «Terre latine»[44], совершенные и единственные страницы прозы, мучительные по чистоте своего стиля, Тайяд внезапно стал знаменитым и опасным благодаря своим жестоким и утрированным сатирам. В насмешку над бессмысленными путешествиями, он назвал их «Au pays du Mufle»[45]. Пошлость нашего времени возмущает этого Латинца, влюбленного в солнце и благоухания, в красивые фразы и жесты. Для него деньги – радость, которую бросают, как цветы, к ногам прекрасных женщин, а не зерно, которое закапывают, чтобы оно дало плод. Он гордо клеймит ханжество и скупость, фальшивые славы и настоящие гнусности, деньги и успех биржевых и фельетонных выскочек. Жестокий и даже несправедливый, он хлещет все, что ненавидит. Для него, как и для всех сатириков, личный враг превращается во врага общества. Но зато каким прекрасным языком написаны эти сатиры, языком одновременно и новым, и традиционным! И как много в нем пленительной наглости!

Все, что я писал, писал не этой дряни.

Действительно, баллады Тайада не предназначены для прекрасных дам, которые предаются мечтам, обмахиваясь павлиньими перьями. Трудно даже процитировать у него цельную строфу. Вот одна из наименее злых:

Бурже, Лоти и Мопассан,
Вас продают на всех вокзалах,
Вас подают, как масседуан,
Бурже, Лоти и Мопассан.
Любой тех авторов роман
Приятен, как сигары в залах,
Бурже, Лоти и Мопассан,
 Вас продают на всех вокзалах.

Это почти только забавно. «Le Quatorzains d'Eté»[46] можно было бы привести целиком. Даже не мешает знать это стихотворение на память, ибо это шедевр по своей тонкости. Маленькая жанровая картинка, которую нужно беречь и хранить. Эпиграф, строфа Рембо из «Premières Communions»[47] – «супругой маленькой и жертвою была» – дает тон всей картине:

Конечно, господин Бенуа одобряет,
что читали Вольтера и прочих иезуитов.
Он мыслит. Он склонен к продолжительным спорам,
презирает монахов и домашние средства.

Он даже ораторствует в одной шотландской ложе,

Но так как его законная супруга верит в Бога —
Маленькая Бенуа, в вуали и голубых лентах
причастилась. Потому распили несколько бутылок.

В кабачке, средь заплеванных скамей,

сонного бильярда и грязных лакеев,
девочка в шелковых перчатках покраснела,

а господин Бенуа, обращаясь к духовному,

выказывает некоторое удовольствие, что сегодня утром
он присутствовал при соединении единственного сына
с его барышней.

Так же, только гораздо менее остроумно, Сидоний Аполлинарий издевался над варварами, среди которых заставляла его жить жестокость того времени. Лоран Тайяд, как и Клермонский епископ, не напрасно смеется над ними и бичует их: его эпиграммы переживут наше время. А пока что, я все же считаю его одним из подлинных украшений современной французской литературы.

Жюль Ренар