Книга масок

Автор баллад. От него нельзя требовать ничего другого – ни больше, ни меньше. Он слагает баллады, будет слагать их всегда. Его баллады не похожи на баллады Франсуа Вийона или Лорана Тайяда. Им нет равных.

Они отпечатаны как проза. Но они написаны стихами, они полны движения и жизни. Этот способ печатанья подал некоторым благосклонным критикам мысль, что Поль Фор открыл квадратуру ритмического круга и разрешил проблему, которая мучила Журдена: публиковать книги, написанные не в стихах и не в прозе. Это комплимент слишком большого размаха, и потому это только комплимент. Если грань, отделяющая стихи от прозы, становится в последние годы почти незаметной, все же она существует: направо от нее – проза, налево – поэзия. Незаметная для того, кто не может сосредоточить на ней блуждающего взгляда, она неизменно существует для того, кто умеет смотреть. Ритм не зависит от грамматического построения фразы. Тут ударение ставится не там, где это полагается по смыслу речи, а там где этого требует звучность стиха. Ритм прозы зависит от ее грамматического строения: здесь ударения ставятся не по звуку, а по смыслу. А так как звук и смысл речи совпадают очень редко, то проза жертвует звучностью, а поэзия приносит в жертву логический смысл.

Вот разница между стихом и прозой в кратких словах, и пока – довольно.

Но все это не имеет отношения к «Ballades Françaises»[145], которые от начала до конца написаны стихами, то живыми, красочными, то строгими и красивыми. За исключением нескольких страниц, это даже не свободные стихи, а старинные, «численные» к счастью, освободившиеся от тирании немых гласных – этих принцесс, которым никогда не знаешь, как угодить. Следуя безошибочному инстинкту человека из l'Isle de France[146], Фор поставил эти гласные на подобающие им места. Когда нужно, он приписывает им молчание, приличествующее самому их названию.

Король взял королеву, судами полонил.
Она кротка без гневу, король ей будет мил.

Вот эта маленькая, поистине прекрасная поэма:

Вот девушка скончалась, скончалась от любви,
Несут ее в могилу, в могилу понесли.
Кладут ее одною, одной в ее чести,
Кладут ее одною, одною в тесный гроб;
Потом уходят весело, так весело ушли.
Они запели весело, запели «на земли
Теперь скончалась девушка, скончалась от любви»;
И на поле по-прежнему, по-прежнему пошли.

Такие стихи мне по сердцу. Только такие стихи я и люблю: стихи, в которых ритм ни на минуту не исчезает и не обрывается из-за лишнего или недостающего слога. Кто заметит, что в нижеследующей строфе, третьей по счету, только одиннадцать слогов с ударением.

Au premier son des cloches: «C'est Jésus dans sa crèche…»
Les cloches ont redoublé: «O gué, mon fiancé!»
Et puis c'est tout de suite la cloche des trépassés.

Но довольно о ритме. Пора полюбить поэзию, проникающую «Ballades Françaises», а не их версификацию. Три основных тона звучат в этих балладах: живописность, чувство и ирония. Они управляют ими, то чередуясь, то одновременно. А разнообразие поэм поистине чудесно. Они похожи на сад: тысячи цветов, тысячи красок, тысячи ароматов. Прелестнее всего первая книга, книга баллад с рефреном народных песен, с очаровательным, как колокольный звон, повторением одного и того же слова, с хороводным ритмом и мифом народных сказаний. Чувствуется, что поэт жил в среде, где старая устная литература сохранилась в предании, в песне. А между тем эти старинные напевы звучат с такою свежестью:

За изгородью море блестит, море блестит, имея раковины вид. И хочется его словить. Небо – как рай, это – милый Май!
За изгородью гладь нежна, гладь нежна, как ребенка рука. И хочется ее ласкать. Небо – как рай, это – милый Май!

А вот еще одна хороводная песнь, в которой отчетливо слышится забытая музыка.