При всем при этом продавалось оно на удивление быстро. Не знаю, может, здесь сказывается мое детство в богатом поместье — не важно. Я пробовал привыкнуть к этой гадости, но все же поборол лень и опасность и стал навещать городские кабаки, где сий прекрасный напиток имел более-менее приемлемый вкус и не вызывал тошноту.
Первым глотком я нечаянно обжег язык. Сплюнув, я стал пить медленнее и оглядывал хмурым взглядом таверну, наблюдая за особо «деятельными» посетителями.
— Это кто? — спросил я у хозяина, кивая в сторону щуплого молодого человека, нервно кусающего ногти.
— Холхост его знает, — пожал плечами тот в ответ.
— Следи за ним, хозяин. Он мне не нравится.
— А тебе вообще никто не нравится, — хмыкнул он.
— Ага. Тоже верно. Ладно, пойду я. Можешь попросить кого-нибудь принести кипятка в комнату?
— Конечно!
Я не любил хозяина.
Общаться с ним надо было вежливо и всегда корчить приветливую мину. Притворяться, что ты ему рад, даже когда это совсем не так. А все потому что хозяин человек не только жадный, но и хитрый — эти два качества в смеси дают настоящий ад для всех окружающих.
Я жил здесь только потому, что таверна находилась за городом. Именно из-за этого я его и терпел, а так бы шарахнул хорошенько башкой об стол и ушел в другое место.
Дотащившись едва до своей комнаты, я еще минут пять возился с чертовым ключом, который никак не хотел влезать в замок. В итоге я просто выбил дверь плечом (право внутри они на редкость хлипкие), уже прокручивая в голове яростные вопли хозяина, и ввалился внутрь.
Моей подруги здесь не оказалось, и внизу я тоже ее не видел. Надо бы мне побеспокоиться, но я был настолько уставший, что сразу же завалился в кровать и заснул мертвецким сном.
Проснулся где-то через полчаса, когда в комнату ввалилась хозяйка — толстая баба лет пятидесяти с беспорядочной копной жестких седых волос, собранных в какую-то хреновину на затылке.
— Вот те вода, на те вам, — недовольно буркнула она.
Ведра грохнулись на пол, разлив почти половину своего содержимого под стол, и хозяйка утопала восвояси. Повезло, что не стала отчитывать за грязную одежду на чистой постели, как она любила это делать. Хотя где здесь чистота — это я без понятия. Нашу постель мне всегда приходилось стирать отдельно: непонятные желтые пятна посередине не внушали мне никакого доверия.
Вздохнув, я сполз бесформенной кучей на пол и потащился к лежащему в углу небольшому тазу. Я взгромоздил его на стул, налил в него воду и стал умываться, отмывая с кожи грязь и неприятный запах пота.
С откушенным пальцем приходилось обращаться аккуратно. Столько времени прошло… Все мои другие раны зажили, а эта все еще кровит, зараза. По-любому все из-за того, что Дубец ни разу в жизни не чистил зубы — вот старый пердун!
С ожогами тоже приходилось работать тщательнее.
От постоянного ношения перчаток в первые несколько недель руки постоянно стирались в кровь, поэтому временами сильно болели.
Я взглянул на свое отражение и поморщился. Никогда не хотел носить длинные волосы. Они долго моются и быстро пачкаются. Однако шляпу тоже постоянно носить нельзя, так что приходилось отращивать шевелюру и скрывать уши за ней.
Дальше я несколько часов провел за записями.
Ну, да, я занялся чем-то вроде ведения дневника. Знаю, звучит по-девчачьи, зато мне нравилось писать и потом читать свое скромное «творение». А еще я старался припомнить каждую важную деталь, чтобы потом ненароком ничего не забыть.
Сейчас я больше думал о Немертвом. Кто он такой? Какого черта ему понадобилось?
Раз он создан с помощью чьей-то черной магией, значит, им должен кто-то управлять, и что-то я не припомню, что навредил в прошлом кому-то из злых волшебников. Даже ведьмы — в которых я не верил — мне не встречались. Хотя откуда мне знать?
Свеча догорала, и огонек постепенно шел на убыль.
Я закрыл свою тетрадь в кожаном переплете, закрепил ремешки и убрал ее в ящик стола вместе с пером и чернилами. В поместье я всегда пользовался ручкой — она гораздо удобнее и столько же дороже, — а сейчас приходилось обходиться доступными средствами.
Не знаю, сколько я просидел во тьме, пялясь в одну точку, но походу действительно долго, потому что очухался только по приходу Ирисочки (это от названия цветка, а не чертовой конфеты, от которой выпадают зубы).
— Линда! — ее настоящее имя знали только немногие. Впрочем, и о моих ушах знала только она да Дубец. Как говорится, взаимные секреты укрепляют отношения.
Она вздрогнула, когда я ее окликнул.
— Ты еще не спишь? — ее зрение еще не приспособилось к мраку комнаты.
— Нет.
— Хорошо.
Линда беззвучно скользнула за стол и села рядом, устало потирая плечи. Ее потрепанный вид говорил о многом, но я предпочел промолчать — я всегда молчал, за что она мне была благодарна, а я себя ненавидел.
— Как прошел день?
— Как всегда, — я вздохнул, решив сразу перейти к главному. — Я уеду через три недели. Думаю, навсегда.
Девушка потянулась ко мне и осторожно взяла за руку. Не видя ее глаз, я не мог сказать, рада она этой новости или нет, так что решил просто перестать об этом думать.