Книга мертвых философов

В самый счастливый и последний день моей жизни я страдаю от невероятно тяжелой болезни мочевого пузыря и кишечника. А затем он, как ни странно, продолжает: Но все мои страдания уравновешиваются довольством души, которое я испытываю, вспоминая наши рассуждения и открытия.

Через два тысячелетия, в 1649 году, с ростом современного научного взгляда на мир, именно такая удовлетворенность души очаровала Пьера Гассенди в его защите жизни и мнений Эпикура, о которой мы говорили выше. С моей точки зрения, для наших дней нет более уместного античного философа, чем Эпикур, поскольку он сочетает в себе атомистический научный взгляд на природу с этической позицией, нацеленной на благоразумие, спокойствие и преодоление ужаса аннигиляции. Во вступлении к этой книге мы уже немного говорили о ясных взглядах Эпикура на смерть:

Есть вещи, от которых мы можем обезопаситься. Но когда дело заходит о смерти, мы все как человеческие существа живем в городе без стен.

В отличие от пифагорейцев, платоников и стоиков, смерть понимается эпикурейцами как полное умирание, а душа – всего лишь временная амальгама атомных частиц. Жизненное и моральное следствие этой точки зрения состоит в том, что нашу жизнь разрушают страх смерти и жажда бессмертия. Мы должны развивать у себя идею того, что смерть для нас – это ничто или, во всяком случае, не то, чего стоит бояться. Говоря словами Эпикура, «стремиться к достойной жизни и достойной смерти – это одно и то же». Если жизнь можно прожить как подготовку к смерти, то «удовлетворенность души» может вполне считаться чем-то большим, чем тщетное желание.

Лукреций Тит Кар

(акме в I веке до н. э.)

Рассказав об Эпикуре, мы заканчиваем долгое повествование о древних греках. Мы почти ничего не знаем об авторе длинного дидактического латинского эпоса «De Rerum Natura (О природе Вселенной или О природе вещей), посвященного учению Лукреция. Однако существует и печально известное заявление Св. Иеронима, который пишет в 94 году до н. э., через четыре столетия после Лукреция:

Поэт Тит Лукреций Кар. Любовное зелье свело его с ума, и он создал, в промежутках своего безумия, несколько книг, впоследствии исправленных Цицероном. Он покончил жизнь самоубийством в возрасте 43 лет.

У нас нет никаких оснований верить или не верить этой истории, хотя очевидно, что с христианской точки зрения Св. Иерониму было на руку осуждение гедонистических излишеств великого языческого поэта. Однако история сумасшествия Лукреция, вызванного любовным зельем, переросла в легенду. Теннисон написал свою поэму «Лукреций» в 1868 году. В ней автор представил себе историю с точки зрения жены Лукреция, Луциллы, которая «нашла своего хозяина хладным». И дело было не в отсутствии желания со стороны самого поэта, а в том, что он был «похоронен под тяжестью весомых аргументов», таких как правила латинского гекзаметра или 300 свитков, оставленных его наставником Эпикуром, «которого он боготворил». Не желая признавать подобную холодность, Луцилла, ставшая гневной и раздражительной, воспользовалась услугами ведьмы для приготовления приворотного зелья. Но вместо стимулирования любовной силы напиток вызвал у Лукреция ужасающее видение эпикурейской вселенной с атомами, сталкивающимися между собой с огромной силой. В бреду безумия страсть Лукреция направляется не на его жену, а на высочайшее для эпикурейцев достоинство спокойствия, которому он придает человеческие черты и к которому обращается со страдальческим гимном:

O ты, бесстрастная невеста,
божественное Спокойствие
Тоскуют по тебе мудрейшие из мудрых,
Не смогшие тебя найти.

Поняв свою неспособность добиться божественного спокойствия, он вонзает в себя нож и, таким образом, уходит со сцены. По всей видимости, Луцилла со всеми своими сексуальными желаниями, была достаточно сильно разочарована таким исходом.

Вне зависимости от того, насколько правдива история Св. Иеронима, мы видим, что взгляды Лукреция на смерть достаточно явно выражены в конце третьей книги «О природе вещей». Говоря о смертности и материальности души, Лукреций следует за своим наставником Эпикуром и также заявляет, что «смерть для меня – ничто». Бояться нечего, поскольку: