МИРДАД: Твой отец не умер, Химбал. Не погибли даже его форма и тень. Но умерли твои ощущения его формы и тени. Теперь его форма стала так тонка, тень так прозрачна, что грубый глаз человека не может их увидеть.
Тень от кедра в лесу совсем не такая, как от кедра, превратившегося в мачту корабля, или в колонну в храме, или в перекладину виселицы. Тень от кедра меняется еще и от того, освещает ли его солнце или луна, звезды или багряные отблески заката.
И все же кедр, независимо от того, как он изменился, продолжает жить как кедр, хотя кедры в лесу и не признали бы в нем своего давнишнего брата.
Сможет ли шелковичный червь на листе дерева распознать своего собрата, уже укрывшегося в коконе? А последний, сможет ли он распознать своего собрата в мотыльке, летящем по ветру?
Узнает ли пшеничное зерно, скрытое в земле, своего собрата в стебле, вознесшемся ввысь?
Узнают ли туман в воздухе или вода в море свою сестру в сосульке, приютившейся в горной расщелине?
Признает ли Земля родную звезду в метеоре, что примчался к ней из глубин Пространства?
Узнает ли себя дуб в желуде?
Так как твой отец ныне пребывает в свете, который глаза твои воспринять не могут, и обрел форму, которую ты не можешь распознать, ты и говоришь, что его нет больше. Но материальному Я Человека, не важно, куда оно попадет и как изменится, предназначено менять свои тени до тех пор, пока оно не растворится целиком в Божественном Я Человека.
Кусок древесины, будь то зеленая ветка на дереве сегодня или колышек в стене завтра, остается древесиной при всех изменениях формы и тени, пока его не поглотит внутренний огонь. Также и Человек остается человеком, мертв он или жив, пока его не поглотит Бог, что внутри него. Точнее говоря, пока он не поймет свое единство с Единым. Но это не может свершиться за то одно мгновение, которое людям так нравится называть своей жизнью.
Все Время — это время жизни, спутники мои.
Во Времени нет начал и концов. Нет в нем и гостиниц, где путник мог бы остановиться на отдых.
Время — это непрерывность, которая сама себя перекрывает. Голова его вцепилась в собственный хвост. Во времени нет ни концов, ни остановок. Ничто не начинается, ничто не кончается.
Время — это колесо, созданное чувствами, и ими же запущенное во вращение в пустоте Пространства.
Ваши чувства воспринимают смену времен года, и это сбивает вас с толку, так как вам кажется, что все охвачено процессом изменений. Но вы признаете, что сила, которая приводит времена года к расцвету и увяданию, всегда одна и та же.
Ваши чувства воспринимают рост и увядание вещей, и вы в безнадежности заявляете, что распад — это результат развития любой вещи. Но вы признаете, что сила, приводящая к росту и распаду, сама никогда ни растет, ни распадается.
Ваши чувства замечают разницу между ураганом и бризом; и вы утверждаете, что ураган гораздо сильнее бриза. Но, вопреки этому, вы соглашаетесь, что движущая сила урагана и движущая сила бриза — одна и та же, и что сама она не несется ураганом и не веет бризом.
Как вы легковерны! Как вы доверяете любой хитрости, что подстраивают вам ваши чувства! Где же ваше Воображение? Ведь с его помощью вам ничего не стоит увидеть, что все сбивающие вас с толку изменения — не более чем трюк.
Ну как ураган может быть сильнее бриза? Разве не бриз дарит свое дыхание урагану? И разве не ураган напитывает им бриз?
Вы, ходящие по Земле, почему вы мерите пройденные расстояния шагами и милями? Ведь независимо от того, прогуливаетесь вы или мчитесь галопом, разве не несет вас на себе Земля с огромной скоростью в тех областях пространства, сквозь которые ее саму проносят? Поэтому, не совпадает ли ваш путь с путем Земли? А не движима ли Земля, в свою очередь, другими телами, и не равна ли ее скорость их скорости?
Да, неподвижность — мать скорости. А скорость — посланница неподвижности. Скорость и неподвижность неразделимы ни в одной точке Пространства и Времени.
Почему вы утверждаете, что рост — это рост, а распад — распад, и что они друг другу — враги? Разве может что-нибудь вознестись, если что-то другое не падет? И не распадается ли что-нибудь только из-за чьего-то роста?
Разве вы не растете благодаря непрерывному распаду? И не распадаетесь ли благодаря непрерывному росту?
Разве не является смерть удобрением для жизни, а жизнь — хранилищем смерти?
Но если рост — это дитя распада, а распад — дитя роста, если Жизнь — это мать Смерти, а Смерть — мать Жизни, то, поистине, они есть одно и то же в каждой точке Пространства и Времени. И, поистине, ваша радость жизни и роста также глупа, как и печаль по поводу смерти и распада.
Почему вы утверждаете, что только Осень — сезон винограда? Я же говорю, что виноград зреет и Зимой, когда он в виде сока незаметно пульсирует в вине и грезит в нем своими снами. Он зреет и Весной, когда появляется в виде крошечных изумрудных бусинок. Он зреет и Летом, когда грозди растут, бусинки наливаются, их щечки обретают золотистый оттенок Солнца.