Книга Мирдада

Еще Великая Ностальгия подобна лихорадке. Словно лихорадка, которая внедряется в тело, и пока сжигает все яды, буквально высасывает всю его жизненную силу. Ностальгия, рожденная в сердечных муках, ослабляет сердце, пока выжигает все его шлаки и излишества.

А еще Великая Ностальгия подобна вору. Как вор, что тайком крадет поклажу у своей жертвы, оставляя взамен только горькие сожаления, так и Ностальгия украдкой уносит все сердечные тяготы, оставляя сердце еще более безутешным и обремененным оттого, что оно лишилось привычных забот.

Широк и зелен берег, на котором мужчины и женщины поют и танцуют, трудятся и оплакивают свои мимолетные дни. И устрашающ пышущий дымом и пламенем Бык, что связывает им ноги, валит на колени и вбивает им назад в глотку их собственные песни, а слезами заливает их же глаза.

Широк и глубок поток, что отделяет их всех от другого берега. И не переплыть им его, ни на веслах, ни под парусом. Редко, очень редко кто из них отваживается преодолеть его своей мыслью. Но все, почти все, стремятся остаться на своем берегу, где каждый имеет свой обруч или колесо, чтобы без устали его вращать. Это колесо Времени.

Человек, сраженный Великой Ностальгией, не имеет больше такого любимого колеса, чтобы крутить его. Посреди мира, столь плотно занятого и освоенного временем, он один оказывается без дела и никуда не торопится. Он обнаруживает, что гол, неуклюж и заикается, находясь посреди человеческой толпы, где все празднично одеты, ловки и говорливы. Он не может смеяться со смеющимися, или плакать с плачущими. Люди едят и пьют с превеликим удовольствием. Он же ест, не ощущая вкуса, и любое питье у него во рту словно вода.

У всех есть друзья и подружки, или они заняты тем, что ищут себе друзей и подружек. Он же идет один, спит один и мечтает в одиночестве. Другие так одарены мирским умом и остроумием, он один скучен и не мудр. У других есть уютные уголки, которые они называют своим домом, он же — бездомен. У других есть клочок суши, которую они называют своей родиной и громко воспевают ее красоты, и только у него нет такого клочка, чтоб воспевать и называть родиной. Поэтому взор его сердца устремлен к другому берегу.

Кажется, что человек, сраженный Великой Ностальгией, движется как во сне сквозь бодрый и совершенно проснувшийся мир. Его ведет сон или мечта, которую никто из окружающих его не смог бы ни увидеть, ни почувствовать. Поэтому они только и могут, что пожать плечами и посмеяться тихонько в рукав. Но когда является вдруг на сцене бог Страха, этот Бык, пышущий дымом и пламенем, им приходится нюхать пыль, тогда как сновидец и мечтатель, над кем они смеялись, пожимая плечами, взмывает над ними и над быком на крыльях Веры. И уносит его к подножию Суровой Горы.

Бесплодна, жалка, пустынна земля, над которой пролетает сновидец. Но сильны крылья Веры, и человек все летит, летит…

Гора, у подножья которой он приземляется, мрачна и гола настолько, что в жилах стынет кровь. Но неукротимо сердце Веры, и сердце человека продолжает отважно биться.

Камениста, скользка и едва различима тропа, ведущая наверх, на гору. Но уверенны руки, тверда поступь, зорок глаз Веры, и человек начинает восхождение.

По пути он встречает мужчин и женщин, упорно поднимающихся в гору по широкой и гладкой дороге. Это те, кто захвачен Малой Ностальгией, они тоже стремятся к вершине, но их ведет хромой и незрячий проводник. Ибо их проводник — это их вера в то, что может увидеть глаз, может услышать ухо, в то, что может пощупать рука, понюхать нос и попробовать язык. Некоторые из них могут подняться от подошвы горы не выше, чем до уровня лодыжек. Другие добираются до колен. Небольшое количество доходит до уровня бедер, и только очень малая часть до пояса. Но все они, в конце концов, соскальзывают со своим проводником вниз, скатываются с горы, даже не рассмотрев как следует, как сияет величественная вершина.

Разве может глаз увидеть все, что должно видеть, а ухо услышать все, что должно слышать? Разве может рука пощупать все, что следует ощутить, нос учуять, а язык распробовать все, что должно? Только когда Вера, рожденная божественным Пониманием, придет на помощь органам чувств, они начнут поистине ощущать, и превратятся тогда в лестницу, ведущую на вершину.

Органы чувств, не воодушевляемые Верой, — это самые неподходящие проводники. Хотя их дорога и кажется гладкой и широкой, на ней имеется множество скрытых ловушек и провалов. И те, кто избирает ее для подъема на вершину Свободы, либо гибнут в пути, либо срываются и соскальзывают вниз к подошве, опять туда, откуда они начинали свой подъем. Там им приходится долго лечить свои переломанные кости и зияющие раны.