Книга монстров (СИ)

Я немного смутилась и пожала плечами. Хорошо, он даже обиделся, а Гус? Гус говорил, что так и будет, и Самуэль меня предупреждал. А еще Гус нашел то, что не должен был находить, и Аттикус не сказал мне об этом.

— Ты действительно так считаешь, — он был удивлен. — Послушай, не я выбирал тебя на эту роль, я как никто вижу, что она тебе не подходит. Но сложилось, как сложилось, никто не способен повернуть время вспять и переиграть. Воспринимай все это как прилив — сегодня многое затоплено, но завтра ты найдешь ракушку с жемчужиной. Как я нашел ее я.

Я непонимающе смотрела на него. Что за жемчужина? Я? Или...

— Но ты мог быть честнее со мной, — заупрямилась я, не в силах разорвать мягкое рукопожатие. — Изначально…

Или Гус. Гус, это была его идея с Каирнами. Гус, ведь Аттикус допускал, что он найдет эту Книгу. И не мешал.

— Смешная девочка Дайан, — нежно улыбнулся Аттикус. — Нельзя быть честным в такой игре. И ты не была, в чем не ошиблась ни на йоту. Никто не честен в сделке, понимаешь?

Особенно в такой, особенно когда ставки высоки.

— А сейчас?

Гус был честен, и напрасно я этого не ценила.

— Как видишь, — Аттикус поднес к лицу мою руку с браслетом. — В Ордене не обрадуются, если узнают, что я привел тебя сюда, но какое мне дело. Им многое не нравится.

Я невольно восхитилась, это надо же так уметь — ничего по сути не сообщить, но казаться таким убедительным. Меня тянуло к нему — с того момента в кабинете Рема, когда накрыло усталостью и магией в очередной раз, и я заколдована до сих пор, но нет уже никаких побочных эффектов, это что-то иное. А Аттикус будто читал меня.

— Ты так сильно стараешься меня убедить, что все правильно, Аттикус. Чересчур пытаешься, меня тошнит от этого, понимаешь? Я хочу тебе верить, правда. Но что-то мне не дает.

Он нахмурился, не отводя взгляд, немного пожевал губу и пожал плечами, приняв наконец какое-то решение. Но не выпустил мою руку, и все было по-прежнему. Он, я и это странное чувство влечения и недоверия одновременно. Я опустила голову и уставилась на свои колени.

— Когда я узнал, что к поиску Книги хотят подключить Гуса, то был против, и вот об этом я даже сказал, неоднократно и весьма убедительно. Гус может считать меня каким угодно чудовищем, но это я его подобрал, я растил и учил. Я знаю его как никто, и ты сама видишь, кем он стал. Оболтусом, но он умеет думать и знает, чего хочет. Вопреки всему, что он про меня наговорил, именно это я хочу видеть в каждом послушнике, что ко мне приставляют. Я вижу в них азарт от открывающихся тайн и возможностей, от перспектив изменить мир, но никогда — изменить себя, стать лучше. Быть самим собой, на своем месте, просто выполнять работу. Таким пытаюсь быть я, но у Гуса выходит куда лучше. И страшно, что я его потеряю.

Причина, по которой он проглотил все оскорбления бывшего воспитанника? Не возражал, так, вяло отбрехивался, старался осадить, но не поставить на место, как ни крути, между этими словами есть разница. А разве он не потерял Гуса много лет назад, разве он сейчас не живет иллюзиями? Но нежданные откровения выбивали из колеи, и я боялась смотреть на Аттикуса — каково его лицо сейчас? Он все еще хмурится?

И все же один раз исподтишка взглянула — он был красив даже в свои годы, несмотря на седые волосы и тонкие морщины у глаз и рта, а ведь ему наверняка больше сорока. Да и Гусу было отнюдь не двадцать, и если Аттикус растил его — Тишь, сколько же ему лет?

— А сколько тебе лет? — спросила я невпопад, толком не понимая, как реагировать. Надо было что-то сказать, разорвать эту вязкую пелену недоброго молчания, оно затягивало, совсем как разум Каирнов.

— Пятьдесят шесть, зачем тебе? — Удивился Аттикус или нет, но ответил без промедления. Тоже был рад, что я увела разговор в сторону? Сложно, сложно. Очень сложно, я плутаю как в катакомбах.

— Так, — уклонилась я от ответа. — Гус тебе небезразличен, но ты ходишь по пятам за мной, а не за ним? Почему, раз ты боишься за него?

Вопрос застревал в горле, Аттикус не казался мне человеком, способным испытывать хоть какие глубокие чувства, может, в этом все дело? Говорит он одно, вижу я другое, и это… как кукольное представление. Кукольник искренен там, за ширмой, а у куклы пустые глаза и никаких эмоций на искусно нарисованном лице. Но, взглянув еще раз на него, я заметила беспокойство.

— Мой голос как пристрастной персоны не был засчитан на голосовании. Рем, как ты понимаешь… — он досадливо поморщился. — Хотел я Гуса предупредить, но… не увидел смысла.

— А я? — кружка с кофе оказалась спасением, без нее можно было утонуть в той тихой, тщательно скрываемой боли, что звучала в его голосе.

И все равно это была роль кукольника. Верю тому, кто дергает ниточки.

— Я не думал, что ты такая, Дайан, — прошептал Аттикус. — Неопытная и маленькая. Оборотень, а тем более сбежавший из стаи и выживший, как правило, значит опасный и сильный оборотень. И у меня нет предубеждения — в ордене есть Тени, женщины, которые будут пострашнее и меня, и Рема, возведенных в квадрат. А когда увидел — помочь уже не мог.