Книга не о любви

Когда родители уходили на одну из своих вечеринок, я долго не ложилась спать и смотрела телевизор, хотя мои брат и сестра уже давно дрыхли. Около десяти часов накатывала усталость, но если ее удавалось преодолеть, то появлялось чувство, что спать мне больше никогда не захочется. После окончания телепередач я ставила пластинку «Битлз», купленную мной из-за того, что на уроке музыки мы анализировали «Элеанор Ригби». Я открывала занавески. В темном ночном окне я внезапно превращалась в ту девочку, которой могла бы быть. В этот смутный час я становилась красивой. Даже в очках. Я разглядывала себя, приподнимала волосы, другой рукой почтительно прикасалась к холодному стеклу и никак не могла понять, что это я. Я танцевала перед своим отражением. Иногда мчалась в прихожую к обыкновенному зеркалу. Здесь я смотрелась не так хорошо, как в темном окне. Снимала очки и наклонялась вперед, чтобы узнать себя без оптического помощника. Без очков я могла бы, наверное, превратиться в красавицу. Что-то было не так — трудно сказать что, но если бы это исчезло и я бы сбросила фунтов десять, то однажды смогла бы стать очень даже миленькой. Уже в это мгновение я выглядела намного лучше, чем весь день. Почему тут же в мою дверь не позвонил ни один из парней? Например, Тилль Хинсберг, если бы он в час ночи случайно проезжал на велосипеде по моей улице. Если бы прямо перед моим домом у него вдруг спустила шина. Или Фолькер Мейер, потому что он тайно в меня влюбился и вот не выдержал. Если бы я сейчас открыла ему дверь, он был бы поражен моей красотой. Я открывала дверь, тихо, чтобы не разбудить брата или сестру, включала уличный фонарь и вставала в пятно света. Каждый проезжающий мимо мог видеть, как я красива до невозможности. Но в такое время приходилось ждать часами, пока появится машина. Если человек здесь не живет, то и ехать ему тут незачем. Некоторое время я стояла на свету, потом выключала фонарь и ложилась спать.

_____

К моему удивлению, папа высказал готовность купить мне контактные линзы. Стоили они невероятно дорого. В первый раз я реально получила что-то серьезное, чего мне на самом деле хотелось. Может быть, отвратительными очки считала не только я, но и папа. Без очков лицо показалось мне сначала непривычно голым и мягким. Я обвела глаза черным карандашом, и снова появился контур. Сверху намазала тенями, синий металлик. Теперь оставалось только похудеть.

Мама, сестра и я сели на диету. Мама списала ее у соседки. Похудеть оказалось легко. Утром я съела половинку грейпфрута и три яйца вкрутую, в обед половинку грейпфрута и опять три яйца, вечером три яйца и зеленый салат, заправленный лимонным соком. На следующий день я весила на два килограмма меньше, брюки начали сваливаться. На второй день утром я съела три крутых яйца и полгрейпфрута, в обед три крутых яйца и пол грейпфрута, а вечером полцыпленка без кожи. После всех этих яиц цыпленок показался удивительно вкусным, я почти насытилась. На следующее утро выяснилось, что я похудела на три килограмма. Так и продолжалось: каждый день огромное количество яиц, только вечером вареное мясо или рыба и противный помидор из гриля. Говорили, что можно потерять до восьми фунтов в неделю. Я похудела на двенадцать. Конечно, все время подташнивало. Когда в школе приходилось подниматься на два этажа, чтобы попасть в лингвистическую лабораторию, я была вынуждена останавливаться и держаться за перила, потому что в глазах темнело. Кроме того, с третьего же дня от меня стало вонять фосфором. Но что с того, если теперь я снова весила пятьдесят пять килограммов. До этого весы показывали шестьдесят один, то есть больше шестидесяти. Теперь, наконец, я и выглядеть стала хорошо. На каждой перемене бегала в туалет, чтобы посмотреться в зеркало. Когда я себя видела, мне становилось приятно. Если же не видела, то все время чувствовала свое уродство.

К сожалению, покончив с этой диетой, за два дня я прибавила два килограмма. Поэтому пришлось все начать снова и еще раз добиться цифры пятьдесят пять. Глазные яблоки пожелтели. Когда я не могла больше даже видеть яйца, я приступила к диете «Бригитта». Пятьдесят пять килограммов превратились в рубеж. Если я весила больше, то появлялось чувство вины. Теперь я постоянно была или виноватой, или голодной. Хотя, если говорить честно, вину свою я чувствовала и при весе пятьдесят пять килограммов — на самом деле я должна была похудеть до сорока девяти. Сорок девять килограммов — это уже кое-что, может, даже удастся похудеть до сорока семи.

Когда я добралась до отметки пятьдесят четыре, со мной заговорил Хоффи Хоффман. Это произошло на обратном пути во время экскурсии с классом. На дискотеке английского парома. Хоффи подошел ко мне и сказал: «Привет».