Книга не о любви

Половина посетителей покидает паб сразу же после матча, остальные подходят к стойке, им хочется в горе быть ближе друг к другу, они хотят нализаться сообща, из-за этого образуется так нужный мне коридор: необходимо выбраться, не извиняясь ни перед кем на ломаном английском. Жирная, да еще и немка, наверное, этого будет многовато. Выбралась на улицу. Мужики цепляются друг за друга, гладя соседей по опущенным головам. Британии трудно пережить проигрыш. Виновата не только команда — это их личный промах, потому что они слабо верили, слишком мало радовались, не явились на стадион поболеть лично, не надели куртки, приносящие удачу. Молодой парень прислонился к стене, завернулся во флаг и рыдает так, что сердце разрывается. Но что такое его боль по сравнению с тем, что сейчас чувствует Саутгейт! Сколько лет нужно ходить к психиатру, чтобы пережить такой промах?

А я, сияющий победитель, пользующийся мастерством Энди Мёллера, снова отправляюсь в дом Хемштедта, открываю упрямый замок и поднимаюсь по лестнице к квартире Хемштедта, вхожу, захлопнув за собой дверь, раздеваюсь, отведя глаза, принимаю душ, надеваю пижаму, чищу зубы и ложусь в кровать. По сравнению с Саутгейтом я счастлива.

Примерно в полночь, по крайней мере мне показалось, что уже полночь, от двери донесся шум. Сначала я подумала: Хемштедт. А потом: грабители! Как им удалось взломать дверь? Тут мне приходит в голову, что Хемштедт что-то говорил про женщину, снимающую комнату. Стучат в дверь спальни, и я понимаю, что это все-таки Хемштедт.

Говорю «да» и быстро сажусь. К счастью, на мне полосатая золотисто-синяя пижама, единственная вещь из моего гардероба, в которой я смотрюсь более или менее сносно.

— Привет, — говорит Хемштедт и принимает декоративную позу, стоя в дверях. — Извини, что я тебя разбудил, но мне нужно попасть в шкаф.

— Я думала, что ты давно уже летишь в самолете.

— Опоздал. Улицы забиты. Когда на такси добрался до аэропорта, самолет уже улетел.

— И что теперь будешь делать?

— Улечу завтра.

Судьбу упрекать нельзя. Судьба сделала все что могла. Она зависит от Хемштедта.

— Я могу поспать на диване, — говорит Хемштедт неуверенно, идет к своему любимому шкафу и раздевается там до трусов. Они черные, как и все белье в комоде.

Останься здесь, хочется мне сказать. Не нужно завтра уезжать! Хочу сказать так много, но просто спрашиваю, понравилась ли ему игра. Игра, само собой разумеется, была классной, ведь Германия выиграла, не важно как.

— Они тебя не линчевали? Ведь вокруг тебя были сплошные англичане!

— Работающие в моей фирме, я ведь всех их знаю. Только один из партнеров сказал, что размажет меня по стене, если я и дальше буду так бурно радоваться.

— То есть ты радовался очень бурно?